Примерно 5 лет назад часть моей семьи ушла на работу на кирпичную печь в Равалпинди [это примерно в 200 милях от их дома в Пенджабе]. Они туда нанялись, потому что мы все думали, что там платят 100 рупий [$2] за тысячу кирпичей. В Пенджабе мы получали только 80 рупий [$1,6] за тысячу, поэтому они думали, что смогут там жить лучше. Всего ушло примерно 20 человек, в том числе и дети: мой отец и мать, мой брат и его семья, моя сестра, ее муж и четверо их детей. В Пенджабе их долг владельцу печи составлял 70 000 рупий [$1400] на десять или одиннадцать работающих. Я с моей семьей остался в Пенджабе.

Они были рады, что владелец печи в Равалпинди согласился взять на себя их долг, они туда уехали и начали работу. Они сразу же стали понимать, что попали в ловушку. Действительно, сдельная оплата была выше, но глина была другая, из нее было тяжелее формовать кирпичи, и были настоящие проблемы с водой, которая им была нужна, чтобы делать кирпичи. Они в результате получали даже меньше, чем в Пенджабе! Что еще хуже, печь была, как тюрьма. Вооруженные охранники смотрели, чтоб никто не ушел, а управляющий был очень груб с ними. В моей семье некоторые умели читать и писать, скоро они стали подозревать, а потом уверились, что их обжуливают.

Ситуация достигла предела, когда двое детей моей сестры заболели. Мой зять попросил у управляющего немного денег [которые были бы добавлены к их долгу], чтобы купить лекарства. Управляющий отказал и велел ему возвращаться к работе. Мой зять был очень расстроен этим и очень волновался о детях, поэтому он стал думать, как бы им убежать.

Через несколько дней, закончив утреннюю работу, он сказал охраннику, что идет за лекарствами, взял двух детей и направился в ближайшую деревню. Немного погодя моя сестра взяла двух оставшихся детей и узел с одеждой и направилась к источнику, сказав, что хочет постирать одежду. Когда она уходила, она попросила охранника последить за их домом и оставила его открытым со всеми пожитками, а сама с детьми пошла, чтобы встретиться с мужем возле деревни. После этого все они быстро пошли к шоссе, где могли бы сесть в автобус, идущий в Пенджаб.

Когда они вернулись в Пенджаб, они пришли ко мне и жили вместе с моей семьей возле печи, надеясь, что им удастся вернуться к работе на прежнего хозяина. Примерно через неделю владелец печи в Равалпинди явился в сопровождении 5 или б человек и приказал моему зятю возвращаться вместе с ним. Мой зять отказался, а когда владелец печи в Равалпинди попытался заставить его силой, все рабочие, живущие поблизости, за него заступились и не позволили хозяину увести моего зятя силой.

Через 10 дней, в одиннадцать часов вечера, когда мы все спали, полицейский отряд ворвался в наш дом. Они арестовали меня, моего брата и зятя, сказав, что мы воры и нелегально прячем оружие (конечно, у нас не было никакого оружия, у нас никогда не хватило бы денег, чтобы его купить, да оно нам было и не нужно). На всех нас надели наручники и избили, а затем бросили в кузов грузовика и четыре часа везли обратно в Равалпинди. Эта полиция была с участка, расположенного примерно в двадцати милях от печи в Равалпинди, и не имела права действовать в Пенджабе, но они были на жаловании у владельца печи, и он заплатил полиции в Пенджабе, чтобы те поехали с ними, когда они устроили облаву на мой дом.

Мой зять был арестован, но ни я, ни мой брат не были арестованы официально, просто на нас надели наручники, избили и бросили в камеру. Через несколько дней, проведенных в тюрьме, полиция доставила моего зятя в магистрат и получила разрешение содержать его 15 дней в заключении, пока ведется «расследование». Мой брат и я все еще были под замком, и нам не разрешали ни с кем разговаривать. В тюрьме нас морили голодом и обращались жестоко. Через пятнадцать дней нас всех доставили в магистрат, и мой зять был освобожден, после того как наш родственник приехал из Пенджаба и поговорил с судьей. Меня и брата отправили обратно в тюрьму, пока полиция продолжала «расследование». Еще через 8 дней нас привезли обратно в магистрат, где нас освободили, потому что полиция не завела дело. Мы просидели в тюрьме месяц.

Из суда нас выбросили на улицу без копейки денег, в той одежде, которая на нас была. Один из полицейских в суде спросил, есть ли у нас деньги, чтобы добраться домой, когда мы сказали, что нет, он предложил довезти нас до станции и одолжить нам денег на билеты. Мы не могли поверить нашей удаче, и не надо бы нам верить, потому что, когда мы сели в его машину, он показал нам пистолет и отвез прямо в другой полицейский участок. Здесь нас ждал владелец печи из Равалпинди, попивая чай с начальником полиции. Они нас заперли опять и через несколько часов, после того как владелец печи закончил свои дела с начальником полиции, они отвезли нас на печь в Равалпинди.

Это был просто сумасшедший дом! Я никогда в жизни не был на этой печи, я никогда там не работал, я не одалживал у этого человека никаких денег, я не имею ко всему этому никакого отношения. Владелец печи сказал, что удерживает моего брата и меня в залог за долг моего зятя. Они заставили меня работать на печи и сказали, что если я попытаюсь сбежать, они меня изобьют и застрелят. На ночь меня и брата запирали в комнате без окон, где жара была просто ужасная. В конце концов мы упросили их разрешить нам спать снаружи, но они приковывали нас цепями к кроватям, на которых мы спали. Остальные рабочие жили за оградой, ворота которой запирались на ночь, а днем вооруженные охранники наблюдали за всеми и угрожали любому, кто нарушал правила.

Через три недели из Пенджаба кто-то приехал. Моя семья убедила тамошнего землевладельца заплатить долг моего зятя, и он начал работать на этого землевладельца. Мой брат и я были освобождены и смогли добраться до печи в Пенджабе. Нас держали как заключенных почти месяц, морили голодом, заковывали, избивали. Моя семья не была в таких долгах с того момента, как я стал зарабатывать деньги, они вынуждены были тратить деньги, всячески пытаясь нас освободить. Полиция и владелец печи в Равалпинди причинили нам все это зло, но мы знали, что искать справедливость бесполезно. Владелец печи в Равалпинди заставил нас работать на себя и не заплатил нам ни копейки, а после этого получил еще и весь свой аванс. Я думаю, ему действительно нужно было хорошо заплатить полиции.