Я ответил:

– Как хочешь, Валера. Я умею по-всякому. Будешь?

Рука потянулась к бутылке. Я отдал ему вожделенную жидкость, он снял пробку, глянул на меня, как в последний раз, и засадил полствола.

– Знатный ты булдырь!

Запить тоже было нечем. Валера скривился. Рвотные позывы погнали содержимое желудка наружу. Он хрюкнул как бы и еле успел высунуться из окна автомобиля.

«Ауди» стояла на окраине города у обочины ещё минут двадцать. Я приводил Воробьёва в чувства. Ему не следовало пить с горла – правда. Но желание похмелиться всегда выше желания перетерпеть, заставить себя сдержаться, чтобы потом не думать о дрожащем теле, похожим на ливер, вынутый из убитого животного, – и это правда более горькая, известная мне самому так же хорошо, как и сам бодун.

– Витёк, допивай без меня, – сказал Валера.

– Я бы тебе и не дал больше! Добро переводишь. Смотри и учись! – Я допил бутылку с двух заходов и выкинул в окно. – Главное, не торопиться.

Валера хмыкнул недовольно. Лицо его было болотного цвета. Интересно, как выгляжу я со стороны?

– Поехали?

Воробьёв сорвался с места, как сумасшедший гонщик Шумахер. В таком состоянии он был плохой водитель, я переживал. Надо было всё-таки оставить ему водки.

Я обязан был показаться на работе. Мой статус не позволял мне прогуливать, как и Воробьёву. Я работал завмагом на одного «крупного» предпринимателя. А Валера – мент поганый – начальник милиции, подполковник. Ему и флаг в руки с надписью «даёшь стране обрезанных костей!».

Щербакова не было. Как хозяин, он мог появиться в любое время. Я оказался первым на рабочем месте, хотя и опоздал на целый час.

Спрятавшись в кабинет, я включил компьютер, выпустил пар. В сейфе стояла бутылка коньяка, но о ней стоило забыть: неприлично пить одному.

Щербаков позвонил на сотовый, сказал, что не будет сегодня. Всех, кто станет спрашивать его, отсылать на завтра.

Коньяк вынырнул из сейфа. Мариночка, секретарь Щербакова и по совместительству его любовница, разлила коньяк по рюмкам. Двадцатилетняя сучка позволяла делать с собой всё. Я это знал от Щербакова, он рассказывал, доверялся. Но позволяла делать только ему, остальных она просто не замечала. Или делала вид. Гордая.

Мою персону она лицезрела и относилась ко мне, как к необходимости: работа есть работа. Но выпить любила. Коньяка или шампанского. Поэтому я её и пригласил в кабинет к себе.

Мы ни раз уже выпивали, и до Щербакова ничего пока не доходило. Но даже если Мариночка и проговорилась бы, то всё равно ничего бы не произошло: слишком многих людей из милиции, налоговой инспекции и прочих инстанций я знал. И умел договориться. Именно поэтому Щербаков и держал меня в начальниках. По сути своей, я должен был следить за порядком и дисциплиной в торговом зале. Старший менеджер отвечал за приём товара и ревизии. Я же отвечал за самого себя. Не работа – подарок судьбы, халява. И ещё: зарплата. Приличная.

Мариночка тонкими пальчиками взяла рюмку. Я представил её ручку, сжимающую мой возбуждённый член. Прелестная картина! В ширинке появилась жизнь. Жив я ещё, жив, пьянь сраная!

– В этом месяце плохая торговля, – сказала Марина.

– Не надо о работе, – попросил я её.

– Виктор Тимофеевич, вам всё равно, а я получаю от прибыли.

Я усмехнулся. Кто, как ни я, знал о премиях Марины.

– Не надо, – повторил я свою просьбу.

– Так за что выпьем?

– За тебя, за твоё здоровье, красавица!

– Вы мне льстите, Виктор Тимофеевич.

– Констатирую факт! И будь более доступной.

– На что вы намекаете? Для вас, что ли?

– Можно и так.

Она улыбнулась.

– Замуж хочется, наверное?

– За первого встречного не пойду.

Отвечает, как ребёнок. Красивой жизни хочется.

– Это правильно. – Я опрокинул свой коньяк в горло, Мариночка сделала маленький глоток.

– На примете есть кто?

– Почему это вы так интересуетесь, Виктор Тимофеевич?

– Интересно, просто.

– Пока никого.

– Значит, свободна?

– Как ветер в поле.

Я решил рискнуть.

– После работы поехали ко мне, а?

– Заманчивое предложение. А потом секс?

– Как пожелаешь.

– Старый конь борозды не портит, – усмехнулась Мариночка.

– Вот и сделаешь выводы.

– А сколько вам лет, Виктор Тимофеевич?

– Сорок два.

– Хорошо сохранились. Жена знает о ваших похождениях?

– Жена знает, что я алкоголик, поэтому со мной не живёт.

Я налил нам по второй.

– Шутите, Виктор Тимофеевич.

– Я не шучу – и хватит называть меня на «вы». Проще, Мариночка, проще будь.

– А мне так нравится. И я не хочу быть простой. Это не интересно. В первую очередь для вас, мужчин.

– О! Ты знаешь толк, стало быть, во всём.

– Знать всё невозможно. И вы об этом тоже знаете.

– Я слишком много знаю, Мариночка.

– Поэтому и пьёте много?

– Может быть. Так ты едешь вечером со мной?

– Еду, Виктор Тимофеевич. Вы такой лапочка! Уговорили.

– И не пытался.

Коньяк мы так и не допили. Помешала пожарная проверка. Не хватало пять огнетушителей по инструкции. Пришлось отдать товар по себестоимости в кредит.

Ненавижу я работу пожарников! Интимный разговор нарушили, суки!

Мариночка отработала по полной программе. Шлюха из неё вышла бы высококлассная!

Я ей сказал:

– В Голландию тебе надо. Там всегда была бы при деле. И деньгах. Улицу Красных Фонарей знаешь?

Ничего не поняв, пьяная, Мариночка сказала:

– Старый конь! Борозду испортил! Мне плохо…

Наверное, зря я предложил вначале выпить.

Сотовый надрывался.

– Виктор Тимофеевич, возьмите трубку. Ваш звонит. Раздражает!

Я было хотел вырубить телефон, но увидел, что это Воробьёв.

– Да, Валера!

– Витёк, я к тебе еду на такси.

По голосу видно было, что Воробьёв – в хлам!

– Что случилось?

– Потом.

Валера не вошёл в квартиру – ввалился. На нём были шорты, футболка и тапочки: домашний вариант. В пакете пять литров пива. Пиво было кстати, сам Воробьёв – нет.