– Не только педагоги нынче низко пали! – сразу ринулся в бой Петя Кирюхин.

Жестоко обманутый Петенька вместе с единомышленниками представлял собой опасную оппозицию шефу. В свое время именно Кирюхин помог выдвинуться Бутылькову, и общее собрание коллектива избрало Евгения Ивановича редактором. Петенька рассчитывал при этом занять пост первого заместителя. Но получил шиш с маслом. Теперь любая планерка становилась ареной сведения счетов бывших друзей, а ныне – непримиримых врагов.

– Нашу газету вскоре совсем читать перестанут! – вдруг ни с того, ни с сего брякнул единомышленник Кирюхина Сашка Жиров.

– Надо писать интереснее! – заметила неизвестно в чей адрес Степанида Мамынтова.

В свару с комсомольским задором ввязалась и Зевако. Боевая Матрена сходу предложила выбросить «эту пакость» (анонимку!) в мусорное ведро – и все дела. А другой закаленный боец «партийного» фронта Степанида настаивала на подключении к расследованию спецслужб.

– Вот мы, журналисты, сами и займемся ситуацией в лицее, – подхватил находчивый наш редактор, – раскроем анонима и выведем всех негодяев на чистую воду. Это лишь прибавит авторитета нашей уважаемой газете!

– Неужели «Рабочее слово» опустится до уровня «желтой» прессы?! – повторила свой воинственный клич Матрена Зевако. «Коммуняки» тоже были в оппозиции к редактору, но к их мнению тогда мало кто прислушивался. – Грязными анонимками пусть занимаются правоохранительные органы!

– А областная газета останется в стороне?! – рявкнул Евгений Иванович и вдарил для вящей убедительности увесистым своим кулачищем по столу.

Сотрудников славной редакции наступивший дикий капитализм застал врасплох. Кому принадлежала нынче газета, мы и понятия не имели. По крайней мере, редактор волен был выбросить на улицу любого из нас по собственной лишь прихоти. Кучки оппозиционеров, зная крутой нрав Бутылькова, притихли.

– Умоем, так сказать, руки и будем наблюдать за… – Евгений Иванович подыскивал убийственное слово, – за разложением молодежи и педагогов!

– Предлагаю, – продолжал главный редактор уже спокойным голосом, – поручить расследование фактов, изложенных в анонимном письме, – Бутыльков выдержал точно рассчитанную паузу, – молодому нашему журналисту Олегу Пеньчуку!

Вздох изумления невольно вырвался у собравшихся. Петя Кирюхин и тут не удержался. Он высказался ехидно, да так, чтобы все услышали: «Доверить разбирательство нашему «пеньку» – это все равно, что выбросить письмо в урну!»

Кто-то захихикал, Олежка густо покраснел.

– Мы не должны допустить, – вновь возвысил начальственный голос Евгений Иванович, – развала дисциплины в техникуме, то бишь, как это теперь модно называть – в лицее!

И с ободряющим видом редактор повернулся к Пеньчуку:

– Разберитесь и примите меры!

«Нашему бы теляти…»

Так он оказался на рабочем столе Олега Пеньчука, тот самый листок в линеечку, вырванный из обыкновенной ученической тетрадки. Со временем мы перестали воспринимать потрясающую абсурдность анонимки. Но Олежка не улыбнулся и тогда, когда прочитал ее в первый раз. Что увидел за строками послания начинающий репортер Пеньчук, нам, его коллегам, осталось неизвестным.

Письмецо украсилось размашистой резолюцией главного редактора: «Корреспонденту Пеньчуку. Ознакомиться и принять меры».

Как бы то ни было, Олежек был самый молодой журналист нашего славного коллектива, состоящего в основном из «перьев» пред – пенсионного и пенсионного возраста. Но был ли смысл столь щекотливое расследование поручать юнцу?

В кабинет Олега заглянула секретарша редактора Элла и сказала, что его вызывает Осинский.

Строить капитализм оказалось гораздо труднее, чем коммунизм. Даже газетчикам, которые, как известно, строят только языком. Оставшееся без финансовой подпитки обкома КПСС наше «Рабочее слово» тогда, в начале 90-х, было близко к краху. Закаленные партийные борзописцы озирались в растерянности: кому отдаться? Бывший печатный орган коммунистов нынче энергично искал покровительства «новых русских». Стойкие правдолюбцы готовы были славить сокрушительные реформы, но… за хорошие деньги!

Однако новый, демократический губернатор Кондрашин на редакцию «Рабочего слова» смотрел свысока и никаких шагов к сближению не делал. Ходили слухи, что он собирается открывать свою, демократическую газету.

В такой-то вот обстановке паники и разброда один лишь заместитель редактора Виктор Ефимович Осинский держался бодро и уверенно. Еще не так давно все его звали просто Витьком и работал он… киномехаником в райцентре. Неисповедимыми путями Витюха, числившийся во внештатных авторах, стал в родном городишке собственным корреспондентом «Рабочего слова». Заглядывавшие в глубинку коллеги из областного центра были покорены его радушием и гостеприимством.

Витек считал за честь для себя раскошелиться ради уважаемых собратьев по перу и сам охотно бегал за водкой в магазин. Неудивительно, что киномеханик вскоре прописался в областном центре и стал полноправным членом коллектива «Рабочего слова». Услужливый малый без особого труда обзавелся дипломом о высшем образовании. А поскольку Витюха был спец по раскрутке кинолент, его назначили заведующим отделом культуры.

С такой должности, как вы сами догадались, ему оставалось сделать только шаг до поста заместителя редактора. И Витек этот шаг сделал. Впрочем, к тому времени все его уже называли Виктором Ефимовичем. Осинский стал третьим лицом в редакционной иерархии и во многом определял политику газеты.

Пеньчука он встретил с приветливостью, ровным счетом ничего не значившей. Предложив присесть, Виктор Ефимович зашагал по кабинету. Эту манеру разговора с подчиненными бывший киномеханик подсмотрел у героя фильма – какого-то большого начальника. Осинский оставался верен любимым персонажам незабываемых кинолент, которые он крутил когда-то.

– Прочитали письмо из лицея? Ну и… каково впечатление?

– Да это глупость невероятная! Какие-то интриганы…

– Позвольте! – Виктор Ефимович на мгновение замер и вновь зашагал по кабинету. – Это вовсе не глупость! За этим письмецом стоят определенные силы (он так и сказал: «силы»!), мы должны в этом разобраться. Сходите в лицей, познакомьтесь с руководством, вникните в происходящее. И я вас очень прошу: не надо вот этих «шапкозакидательских» настроений – мол, это глупость, это чепуха! Нет, это не глупость и не чепуха! – Виктор Ефимович с деланным негодованием даже хлопнул ладонью по столу.

– Я вас очень прошу, – бросившись в свое мягкое кресло и как бы несколько успокоившись, продолжал Осинский, – отнестись к этому заданию как можно серьезней.

И тут же, оглянувшись на дверь, Виктор Ефимович, хихикнув, высказал полушепотом терзавшее его сомнение: «Я не думаю, что педагоги занимались этим в кустах под окном. А где? В рабочем кабинете заместителя директора! Может быть, на диване или – ха-ха! – … на столе!»

Пеньчук тут же достал записную книжку: