— На счастье, — одновременно выдыхаем друг другу в губы и движемся дальше.

Вновь увлекаемся, Генрих впечатывается в стену, а я влетаю в него. Моя грудь сильно вздымается при дыхании, чувствуя отзвуки его сердца, которое отсчитывает финальные секунды нашей эпохальной игры.

Разворачивает меня в кольце своих объятий, и моя нога взлетает ему на талию. Кажется, задеваю напольную вазу, но это неважно, потому что его рука крепко обхватывает мою ягодицу, заставляя плавиться и дрожать, и воздух застревает в горле. Удивленно вскидываю бровь, а губы мужа кривятся в дерзкой усмешке, и его наглая рука мягко поглаживает бедро. Скользит вверх и возвращается на талию. Я целиком и полностью нахожусь в руках Генриха Истербрука, и мы продолжаем наш танец, лишь мысок моей ноги скользит по полу.

Резко отталкивает меня от себя на вытянутую руку, наши взгляды скрещиваются, в воздухе искрит, и мужчина, кружа меня, притягивает к себе назад, подхватывает под поясницей и заставляет выгибаться ему навстречу. Его нос скользит по моей шее, декольте, обжигая жаром дыхания, и утопает в ложбинке между грудей. Закусываю губу и издаю тихий стон.

— Запрещенный прием, Ди? — вскидывает он бровь, — Как далеко ты готова зайти?

— Достаточно далеко, чтобы одержать победу в этом противостоянии, — с вызовом смотрю ему в глаза, хотя лицо его расплывается в тумане страсти.

— Как ты смотришь на то, чтобы объявить ничью и плавному перейти к чествованию победителей?

— Полностью одобряю, — шепчу, подставляя ему свои губы.

Все, что происходит дальше мне сложно описать словами. Я не помню себя от переполняющей страсти, разрастающегося в душе вихря желания и острой потребности в одном единственном мужчине, который заставляет меня плавиться в своих руках.

Тело ломит, изнывает после каждого прикосновения Генриха, мучительно желая большего. Мы яростно целуемся, желая затушить снедающий нас огонь, но разжигаем его только сильнее.

Руки трясутся мелкой дрожью, неуклюже снимают одежду, и она летит прочь. Мы обнажаем наши тела, ведь наши души уже обнажены друг перед другом.

Не могу оторваться от мужа, от его губ, волос, кожи, запаха. Как бы тесно я не прижималась к его телу, как бы глубоко не втягивала его аромат, мне все равно этого мало. Переплетаем наши языки и тела, как переплетаются искры полыхающего костра.

— Ди, люблю тебя, — порывисто шепчет Генрих. Ответить ему не могу, просто открываю свою душу и чувства и направляю на мужа ошеломляющий поток своих эмоций. Мой сдержанный мужчина издает слабый стон, и меня в ответ охватывает гораздо большая волна чувств.

Готова сгорать в его руках вечно, и воскресать из пламени любви как птица Феникс, чтобы затем вновь парить в небесах.

И я. Люблю. Тебя.

Утро будит нас стуком в дверь. Мы подпрыгиваем на кровати, путаемся в одеяле и удивленно переглядываемся.

— Это Элджи! — шепчу Генриху, округляя глаза. Притягиваю одеяло к груди и чуть громче выкрикиваю в коридор: — Иду!

— Иди, — шепчет Генрих, срывает с моих губ быстрый поцелуй и без лишних слов прячется под одеяло. От его выходки становится смешно, громко фыркаю, срываю одеяло и возвращаю поцелуй. Ведем себя как парочка незадачливых любовников, а с другой стороны, кто мы?

Выдавать себя подруге вот так с порога действительно не хочется, и еще не факт, что за дверью окажется Элджи, а не какой-нибудь Александр Ханниган, готовый прочесть мне нотации.

Нахожу на полу свою пижаму, подпрыгивая на одной ноге, натягиваю штаны, набрасываю рубашку на плечи и на ходу застегиваю пуговицы, перед тем как открыть дверь. Элджи. Взбудораженная, ветренная и безумно счастливая, последнее время — типичное состояние моей подруги. Глаза сияют, щеки горят, а губы норовят растянуться в глупой улыбке.

— Доброе утро, не разбудила? — пританцовывая на месте, спрашивает она и просовывает свою рыжую макушку в номер: — Ты одна?

Смущенно кошусь на кровать и киваю:

— Конечно, а с кем мне быть?

Вот казалось бы, что тут такого рассказать, что я переспала с мужем? Муж-то мой собственный, разве что бывший! Элджи округлила бы глаза, хихикнула, передала бы привет Генриху и выбежала прочь. Но конкретно сейчас, когда на коже горят следы после ночных поцелуев, а постель хранит тепло наших тел, не могу этого сделать. Язык к небу прилипает, и слова правильные не находятся. Чувствую себя какой-то испорченной девицей. Понимаю, что Элджи и сама всю ночь не на квадроцикле по пустыням гоняла, но все равно не могу признаться. Особенно, когда твой муж прячется под одеялом.

— Ну, мало ли, — смеется она и пожимает плечами, а мне убить хочется эту рыжую бестию. Не дай бог, Генрих неправильно поймет ее сальную шуточку, — Пойдем позавтракаем?

Элджи незаметно оказывается в гостиной, быстрым взглядом скользит по напольной вазе, лежащей на боку в углу комнаты, двум бокалам вина, один из которых представляет собой разлетевшиеся по полу осколки, довольно хмыкает и вскидывает бровь. Расспрашивать меня о погроме в гостиной рыжая заноза не спешит, проявляя чудеса тактичности.

Чудеса длятся не долго, не успеваю и глазом моргнуть, как подруга залетает в спальню и навостряет свои лыжи в сторону кровати.

— Иди переодевайся, а я тебя здесь подожду! — с разбега устремляется она прямо на скомканное одеяло.

У меня, наверное, белеет лицо, и сердце останавливается на долю секунды.

— Нет! — истошно кричу и бросаюсь следом в попытке ее остановить. Но нет, поздно, подруга падает аккурат поверх одеяла и разводит руками в стороны на манер бабочки.

— Ты чего? — изумленно поет она, привставая на локтях, — Мужика там прячешь? — переворачивается на живот и начинает шустро перерывать одеяло. А вдруг, и правда, кто-нибудь да найдется?

В следующую секунду бледнею еще сильнее, ведь Генрих под одеялом не находится! Я самолично подхожу к кровати и провожу ладонью по белоснежным смятым после бурной ночи простыням. И никого! Испарился!

— Никого я там не прячу, — неуверенно произношу, — Просто ты приехала вся пыльная из своей пустыни и сразу же давай на кровать с ногами прыгать, — растеряно бормочу.

— И очень жаль, что ты там никого не прячешь! — деловито цокает рыжая, вновь вытягиваясь на кровати, — Я тебе говорила, признайся во всем и переспи уже со своим мужем! — назидательно произносит она и хохочет: — Развели маскарад!

А мои щеки опаляет огнем стыда. Как близка она от истины.

— Шла бы ты к себе в номер, подруга, переоделась к завтраку, — ворчу с недовольным видом.

— Хорошо, мамочка, — фыркает она и медленно поднимается с кровати.

— Сама, мамочка, — показываю ей язык.

Провожаю Элджи до двери, щелкаю замком и возвращаюсь в спальню срочно разыскивать своего супруга.