С каждым шагом ступать становилось труднее, будто усиливающееся чувство тревоги цепляется за ноги как болотная топь. Еще не осознав в чем дело, Жур не глазами, не умом, а всем напряженным телом ощутил пронизавший до костей ужас. Так и замер, не в силах не то что шевельнуться – вздохнуть.

Громовник, точнее то, что из него стало, не лежал, а сидел, впившись в приближающегося соратника чуть мерцавшими во тьме угольями глаз. Сидел не по-людски, не по-волчьи, а как огромный медведь, чуть завалив набок могучее тело. Но это был не медведь… Страшный, несуразно огромный, разлапистый и мохнатый, он пробил когтями толстый ковер опавшей листвы, черная шерсть дыбаком, изо рта тяжелая слюна с отвратительным запахом догнивающей плоти. Звероподобный клок кошмарного сна…

Чудовище широко разинуло пасть, полыхнув алым зевом и издало такой жуткий воющий рык, что у Жура кровь мигом превратилась в струящийся по жилам снег, а волосы жестко вздыбились, будто терновый куст. Драться с этим порождением мухоморной настойки не было ни сил, ни желания, Жур медленно попятился, постепенно опуская меч.

Но тут страшилище чуть подняло голову, разогнулось и в его облике явственно проглянулись человеческие черты.

– Стоять! – раздался из темноты почти звериный рык, хриплый и бесцветный. – Я те дам, мечом в спину помахивать… Надо же, удумал. Все, хватит! Теперь враги у меня будут только мертвые. Выбирай – сдохнуть или остаться со мной.

– Ты что? – Жур задрожал как земля под копытами конницы. – Я не… Да погоди!!! Что ты крысишься?

Громовник уже совсем очеловечился – лицо посветлело, с загривка пропали черные космы, а сверкавшие клыки снова выровнялись обычными зубами. Голос тоже изменился, обрел глубину, окрасился оттенками чувства. Сейчас он явно был злым. Очень.

– Дрянь… – коротко бросил разгневанный витязь, отряхивая приставшие к порткам листья. – Думаешь я не почуял как ты меч с кольца снял? Ага… Как же! Теперь послушай и запоминай так, словно на носу вырублено. Тебе. Меня. Не. Одолеть. Понял?

Жур чуть заметно кивнул. Не хотелось, но подбородок сам проклюнул под настойчивым взглядом Громовника. Ящер бы его побрал…

– Вот и добре… – тонкие губы, только что обрамлявшие пасть чудовища, растянулись в надменной улыбке. – Пойдем, друже, у нас еще столько дел впереди. Только не забывай того, что тут увидал. В таком обличье, коль чего, я тебя с края света достану.

– Уж запомню… – Жур зябко поежился.

Жур зябко поежился, хотя наполнявшийся силой день уже порядком прогрел замшелые бревна избушки. Страшные раны на месте глаз безразлично таращились в полумрак, едва освещенный бьющим сквозь дверные щели солнечным светом. До ушей не доносился ни единый хруст ветки – ночные гости либо отошли далеко, либо выучились ходить по лесу как рыси. Или как волки?

По молодости каждая преграда не кажется абсолютной… Наверное молодость тем и разнится от зрелости, что в более старшие годы память хранит не мало преград, одолеть которые так и не удалось. И что это дает? Неуверенность или осторожность? Кому как… Но в любом случае это дает знание своих пределов.

Жур вздохнул. После стычки с чудовищем, в которое обернулся Громовник, казалось для этого зверя нет в мире живых никаких преград. Тогда Жур отчетливо понял, что ему действительно придется выбирать между смертью и служением Громовнику. Может даже не служением, а этой странной дружбой, не известно на чем державшейся. И он выбрал жизнь… Кто же мог знать, что на подступах к Перемышлю…

На подступах к Перемышлю дорога заметно расширилась, густые темные кроны над головой открывали уже целые поляны неба, поросшие цветастыми звездами. Жур ехал хмурый как дождевая туча, а Громовник то и дело посмеивался одними глазами, в них полыхало яростное пламя, оставшееся от звериного облика.

– В городе заночуем, – негромко поведал он. – А с утра сразу на Киев.

– Это еще к чему? – искренне удивился Жур.

– Тебе что, пяток лет покняжить неохота? Вытянем с Руси все, на что она только способна, а с эдаким богатством куда угодно податься можно.

– Что ты молотишь! – не сдержался Жур. – Язык хуже всякого помела… Сдурел – вдвоем Киев брать? Да будь ты хоть в этой пропахшей псиной шкуре, тебя Святослав-богатырь в бараний рог скрутит! А Добрыня? Он Змея одной левой на обе лопатки…

– Сам дурак… – беззлобно усмехнулся Громовник. – Со Змеем сражаться проще. Его и видать издали, и промахнуться по нем сложновато. Али не так?

Жур только рукой махнул, не хотелось попусту спорить, но его спутник не унимался, продолжил с той же ухмылочкой:

– Я же в людском обличье могу в упор подойти, а потом рррраааззз!

Громовник стремительно выбросил руку к самому лицу соратника, словно метил вцепиться когтищами в горло, тот от неожиданности чуть из седла не вывалился.

– Не дергайся, тебя грызть не буду, мы ведь друзья… А вот кто из могучих богатырей устоит, когда клычищи у самой глотки, да еще на пиру, а не в чистом поле?

Жур нахмурился пуще прежнего, но смолчал – отвечать было нечего.

– То-то! – довольно кивнул Громовник. – Супротив меня теперь вообще ничего не устоит. Это вы волки, а я… Я другой! Сами Боги меня таким сделали!

– Или Ящер… – презрительно фыркнул Жур. – Погоди! Что это там за деревьями? Будто всадник…

– И что с того? – чуть насторожился Громовник. – Где? Не вижу ничего!

Он чуть склонился в седле и Жур с ужасом разглядел явственные звериные черты – еще во многом человек, но уже кое в чем злобная тварь. Жутко… Кони заволновались, зафыркали, лес вокруг словно замер, погрузившись в неживое безмолвие. Теперь и Громовник разглядел через ветви внушительную фигуру на высоком коне, замершую за поворотом дороги.

– Он что, хворый? – озлобленно фыркнул он. – Стоять посреди дороги как Велес на Подоле. Может давай прямиком через лес и зайдем ему в спину?

– Ты что? – довольно осклабился Жур. – Испугался одинокого воя? А как Киев собрался брать?

– Помолчал бы… Я просто хочу как проще. Да ну его, еще ноги ломать через лес. Поедем как ехали. Но! Давай, конячка, а то заснешь на ходу!

Дорога словно нехотя изогнулась, легкий ветерок пробежал по верхушкам деревьев. Громовник еще больше пригнулся и конь под ним затрясся как телега с кривым колесом – безнадежно, испуганно, страшно. Того и гляди скинет как в прошлый раз. Но самоуверенный витязь не стал дожидаться, сам соскочил с седла и беззаботно подняв голову шагнул вперед. Конь не пошел за хозяином, прижался у края дороги, глаза бешено таращились в темноту, бока вздымались будто кузнечный мех.

Жур седло покидать не спешил, конь под ним робко топтал опавшие листья, плелся чуть позади бодро шагающего Громовника, как всегда рвущегося к намеченной цели. Ишь ты, даже меч не достал! До чего же самоуверенный гад… И когда эту самоуверенность сорвало с лица словно маску, сменив удивлением и испугом, Жур довольно сощурился – значит есть сила, способная остановить эту тварь.