Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так что название Масловка, Верхняя ли, Нижняя ли, для сведущего человека звучало не уничижительно, скорее – торжественно, бравурно. В общем, не повседневно.
Если уж разбираться, то сам ресторанный лабух предстанет в сомнительном виде: заведение-то, где он вечерами играет на трубе, очень среднего пошиба, и с дурным прошлым (о чём речь затем).
Советские рестораны делились на три категории, которые зависели от уровня обслуживания и степени оснащения: высшая, первая и вторая. Именно категория определяла процент ресторанной наценки.
Рестораны высшей категории, или внеразрядные, писал об этом превеликий знаток ресторанного дела, посвятивший ему жизнь, «оснащаются современным оборудованием и мебелью, фарфоровой, стеклянной и хрустальной посудой высших сортов, мельхиоровыми обеденными и столовыми приборами, высококачественным столовым бельем.
Приготовление пищи и обслуживание посетителей осуществляется поварами, официантами и метрдотелями высшей квалификации. В течение всего рабочего дня рестораном выполняются заказы посетителей согласно прейскуранту, в котором обязательно должны быть фирменные блюда и желательно отдельные блюда национальных кухонь.
Работники торгового зала (официанты, буфетчики) должны иметь элегантную строгую единую форму одежды установленного образца.
В вечернее время обслуживание посетителей сопровождается музыкальными и эстрадными выступлениями.
Внеразрядный ресторан должен располагать банкетным залом, баром, коктейль-холлом с барной стойкой, метрдотели и официанты обязаны в совершенстве владеть техникой обслуживания посетителей, а некоторые из них – обладать знаниями иностранного языка, желательно английского, в пределах профессионального разговорного минимума».
В ресторане первой категории и оборудование, и мебель если не много хуже, то много скромнее, посуда стеклянная, фарфоровая и фаянсовая, столовые приборы – из нержавеющей стали, и только во время особых мероприятий, каковые – спецобслуживание или банкет, использовались приборы мельхиоровые. Вечером в зале играл оркестр, либо транслировалась музыка, записанная на магнитную плёнку (так оно тогда называлось, про сами магнитофоны можно узнать в первой части главы «Немного о Марксе, ещё меньше об Энгельсе, а заодно – о дорогом Леониде Ильиче, прибавочной стоимости и много ещё о чём», а подробнее о них будет сказано, если зайдёт разговор о песне «Мы не хуже Горация»).
В ресторане второй категории столы – что не обязательно, однако вполне допустимо – могут быть «с гигиеническим покрытием» (переводя на более понятный язык, это означает: столешница отделана пластиком, который упрямо входил в повседневную жизнь, символизировал некую абстрактную «современность», и даже был воспет стихами, не без иронии.
Живу веселый и печальный
В квартале экспериментальном.
Горжусь я тем, что наши власти
На мне испытывают пластик.).
Сервировка предельно проста, салфетки бумажные, о скатертях и речи нет. Иногда в таких заведениях днём допускалось и самообслуживание.
Справедливости ради следует упомянуть и рестораны «клубные», закрытые для широкой публики, тем не менее, игравшие значительную роль в культурной – не гастрономической, нет – жизни Москвы. Рестораны эти отличались или своей особой атмосферой, или добротностью кухни в целом, или отдельными блюдами, не обязательно фирменными, но неизменно удачными. И цены здесь были вполне умеренными, потому что цены определял не класс заведения, но деятельное участие профессионального союза, выделявшего дополнительные средства, в том числе – и на питание. Ресторан Центрального дома литераторов (в культурном просторечии ЦДЛ), ресторан ВТО (название не требует расшифровки) – заветные места, куда можно было попасть только по личному знакомству с членом творческого союза. В такой ресторан «проводили», небрежно сказав «это со мной» рыжему швейцару, кажется, в былые времена служившему или в жандармском корпусе, или в «органах» (тогда при входе охраны не было и в помине, хватало дежурного по клубу и «страха иудейска», который был силён, а в случае чего – милицейского патруля).
Меню «клубного» ресторана было по преимуществу скромным, но бедным его не назвать. Вот, например, как выглядел обед в Доме кино: «картофель и селедка, икра, холодное мясо, томаты, маринованная капуста, отбивные котлеты в желе, запеченные грибы, осетрина (или шашлык), запеченное рагу, сбитые сливки, пирожные, чай, кофе. Плюс пять бутылок водки, коньяк, вино». Так московская творческая интеллигенция принимала членов делегации писателей ГДР.
Самое ценное в подобных ресторанах для тех, кто попал туда «без билета» (то есть не будучи членом данного творческого союза), – не качество блюд, не стоимость их и не тщательность обслуживания, а необычная атмосфера, кто не растает, прочитав на стене дружескую эпиграмму:
Я недавно, ев тушёнку,
Вспоминал про Евтушёнку.
И ещё возможность увидеть вблизи известных людей, актёров, режиссёров, писателей, а то и пообщаться с ними, случалось и такое.
Как тут не вспомнить об одном ресторане, что вряд ли отличался изысканной кухней и особым уютом. Интерьер как интерьер, еда как еда. Но атмосфера там была особая. И завсегдатаи его составили бы честь любому внеразрядному заведению. Ресторан ипподрома посещали те, кто испытывал страсть к азартной игре или к лошадям. Тут бывали Михаил Яншин, Николай Эрдман, Николай Асеев, Андрей Старостин. И выигрыш, и проигрыш являлись предлогом, чтобы зайти в ресторан, выпить и подзакусить. Говорить про классность заведения, рассуждая о таком уникальном месте, попросту кощунство.
Ресторан, упоминаемый в песне или, по авторскому определению, балладе – дело иное, хотя располагался невдалеке от ресторана ипподромного (и станция «Динамо», кстати, должна бы называться первоначально «Бега», из-за близости к ипподрому, но получила название по имени стадиона). Это всего лишь ресторан, точка московского общепита, заведение первой категории. Скатерти тут, по мере возможности, белы и подкрахмалены, а поперечная, незаглаживаемая складка, должная прийтись на середину стола, приходится на него, может, не так и чётко, как того требовали правила, салфетки – полотняные, а потому и складывать их надо особым образом. Музыка играет вживую.
Стадион «Динамо» был открыт в августе 1928 года. На трёх бетонных трибунах – северная, южная и западная (восточную трибуну выстроили позднее) – могли поместиться 25 000 зрителей. Затем стадион был расширен и отчасти перепланирован. Теперь он вмещал 53 445 зрителей, странная некруглая цифра, но такова. Под шестнадцатиметровыми надстроенными трибунами (высота многоэтажного дома, которых в Москве имелось тогда на счёт) нашлось место и для кинотеатра, и для ресторана, где, кроме прочего, в отдельных кабинетах чины МГБ (надо ли расшифровывать название этого ведомства?) встречались со своими