Махтаб надо было вставать, чтобы идти в школу, она дрожала от страха и, жалуясь на боли, держалась за живот. Собираясь в школу, она то и дело бегала в туалет.

Я уже знала, именно знала – сердцем, – каков будет следующий шаг Махмуди. Я видела это по его глазам и распознала по голосу, когда он, поторапливая Махтаб, бросил мне:

– Сегодня я сам отведу ее в школу. Ты оставайся дома.

Все эти восемь месяцев мы с Махтаб были неразлучными союзницами, сопротивлявшимися великой мечте Махмуди – превратить нас в иранскую семью. Вместе мы могли бороться, поодиночке были обречены покориться.

– Если он тебя куда-нибудь поведет, не противься, – сквозь слезы ласково наставляла я Махтаб, когда мы с ней были в ванной. – Веди себя хорошо, даже если папа уведет тебя от меня и не приведет обратно. Никому не говори о том, что мы были в посольстве. И о том, что пытались бежать. Даже если тебя будут бить, молчи. Иначе, если они узнают, нам отсюда не выбраться. Это наша с тобой тайна.

– Я не хочу, чтобы он меня от тебя уводил, – скулила Махтаб.

– Я знаю. Мне тоже невмоготу. Но если это случится, не бойся. Не забывай, что ты не одна. Как бы одиноко тебе ни было, Господь всегда с тобой. Всякий раз, когда будет страшно, молись. И запомни, без тебя я ни за что не уеду из этой страны. Ни за что. В один прекрасный день мы отсюда вырвемся.

Когда Махтаб наконец была одета и готова идти, она уже опаздывала. Махмуди, в темном костюме в полоску, нетерпеливо ее дожидался. Он тоже опаздывал в больницу. Весь его вид указывал на то, что он вот-вот взорвется, и Махтаб подожгла бикфордов шнур: в тот момент, когда они уже стояли на пороге, она застонала и в очередной раз помчалась в туалет. Махмуди нагнал ее и поволок обратно к двери.

– Ей нездоровится! – закричала я. – Как ты можешь?!

– А вот так! – рявкнул он.

– Пожалуйста, позволь мне пойти с вами.

– Нет!

Он отвесил Махтаб затрещину, и та завизжала.

Я вновь позабыла о своей безопасности. В отчаянной попытке уберечь Махтаб от пугающей, зловещей неизвестности, я набросилась на Махмуди и, с силой вцепившись ему в руку, разодрала ногтями рукав.

Отшвырнув Махтаб в сторону, Махмуди повалил меня на пол и начал дубасить. Обеими руками ухватив меня за волосы, он стал методично бить меня головой об пол.

Махтаб с воплем бросилась на кухню в поисках Нассерин.

Махмуди на секунду обернулся, провожая ее глазами, и я воспользовалась моментом для нанесения ответного удара. Я вцепилась ногтями ему в лицо. Потом ухватила за волосы. Мы боролись на полу несколько минут, прежде чем он, с силой ударив меня по лицу, одержал победу.

На кухне никого не оказалось, и Махтаб побежала через холл к спальне Маммаля и Нассерин.

– Пожалуйста, помогите! Пожалуйста, помогите! – кричала я.

Махтаб подергала за ручку двери, но она была заперта. Изнутри не доносилось ни звука, ни отклика.

Вся тоска и гнев, накопившиеся во мне за восемь месяцев, сейчас нашли выход – Махмуди был поражен силой моего отпора. Надо было отвлечь его от Махтаб, и я брыкалась, кусалась, царапала ему глаза, пыталась попасть коленкой в пах.

– Беги вниз к Ассий! – прокричала я Махтаб. Опасаясь как за мою, так и за свою жизнь, Махтаб визжала и плакала и ни за что не хотела оставлять меня одну с безумцем, который был ее отцом. Она лупила его по спине своими маленькими кулачками, задыхаясь от бессилия и горя. Обхватив его за пояс, она пыталась оттащить его от меня. Он злобно ударил ее, без труда отбросив прочь.

– Давай, Махтаб! – повторила я. – Беги к Ассий. Моя отчаявшаяся малютка наконец исчезла за дверью.

Она сбежала вниз по лестнице, а я тем временем продолжала свою, как мне казалось, последнюю схватку с Махмуди.

Он до крови прокусил мне руку. Я закричала и вывернулась из его хватки, ухитрившись лягнуть его в бок. Но это его лишь разозлило. Он приподнял меня обеими руками и с силой бросил об пол. Я упала на спину – все тело пронзила острая боль.

Теперь я едва могла пошевелиться. Он еще долго стоял надо мной, грязно ругаясь, награждая пинками и время от времени наклоняясь, чтобы ударить. Затем стал таскать меня по полу за волосы. Клоки волос остались у него в руках.

Он остановился, переводя дыхание. Я стонала, не в состоянии пошевелиться.

Внезапно он повернулся и выскочил на лестничную клетку. Хлопнула тяжелая деревянная дверь, и я услышала звук поворачиваемого ключа – на всякий случай он запер меня на два оборота. Вскоре до меня донеслись душераздирающие вопли Махтаб – даже издали, приглушаемые закрытой дверью, они разрывали мне сердце. Затем воцарилась тишина.

Мне понадобилась не одна минута, чтобы сесть, и не одна минута, чтобы встать. Я проковыляла в ванную, снедаемая тревогой за Махтаб: мое собственное самочувствие отошло на второй план. Там, превозмогая жгучую боль в спине, причиняемую малейшим движением, я влезла на крышку унитаза и, встав на цыпочки, приложила ухо к вентиляционному отверстию, соединявшему ванные комнаты верхнего и нижнего этажей. Сквозь эту дыру я расслышала, как Махмуди жалуется на меня Ассий, бормоча в мой адрес всевозможные проклятия и ругательства. Ассий отвечала ласково и подобострастно. Махтаб не было слышно.

Так продолжалось некоторое время. Я еле сдерживалась, чтобы не закричать от боли в спине, усугублявшейся тем, что мне приходилось стоять на цыпочках, но в тот момент я не могла думать о себе. Беседа внизу становилась тише, и я уже не могла разобрать ни единого слова на фарси. И тут я вновь услышала крики Махтаб.

Я напрягла слух, чтобы проследить, в каком направлении они удаляются – из квартиры Ассий, через холл, к входной двери. Железная дверь захлопнулась с Жутким глухим лязгом тюремных ворот.

Держась за стену, я спустилась с унитаза, подбежала к спальне Маммаля и Нассерин и, увидев ключ в замке, отперла дверь. Комната была пуста. Я бросилась к окну, выходившему на фасад дома. Для того чтобы увидеть хоть клочок пространства внизу, мне пришлось плотно прижаться лицом к жалюзи и металлической решетке. Вот он, Махмуди, пиджак только что зашит – конечно же, рукой Ассий. Он крепко зажал Махтаб под мышкой, и, как она ни брыкалась и ни изворачивалась, все было тщетно. Свободной рукой он разложил коляску Амира, усадил в нее Махтаб и ремешками пристегнул ей руки и ноги.

Меня пронзила кошмарная мысль: я больше никогда не увижу Махтаб. Я в этом не сомневалась. Я устремилась в нашу спальню, вытащила из стенного шкафа фотоаппарат Махмуди и успела вернуться к окну, чтобы сделать снимок – Махмуди с коляской пересекает лужайку в направлении улицы Шариати. Махтаб продолжала кричать, но Махмуди не обращал на ее протесты никакого внимания.

Обливаясь слезами, я еще долго смотрела им вслед, после того как они скрылись из виду. Я никогда ее больше не увижу, причитала я.