— Да, ты прав. Источник живучести фонарщиков — это не усиленная регенерация, это темпоральная магия. По сути, они просто живут в одном-единственном моменте, том самом, где они в Верденской мясорубке победили «свой» танк.

— И каждый следующий танк подставляется на место этого самого «своего».

— Верно. Но на этом мои знания по теме заканчиваются, — девушка грустно улыбнулась, — Никто просто не выживал достаточно долго, чтобы рассказать нам, что происходит дальше. Да и твоими знаниями наши специалисты не обладают. Всё что мы знаем о фонарщиках — это то, что их применяли в двух битвах до отправки на Верденские поля, и в обоих случаях потери как самих фонарщиков, так и танковых группировок, которым они противостояли, были чудовищные. Ни один фонарщик не пережил войну и не вернулся с Вердена. Так что любые идеи будут к месту…

Я поскрёб подбородок, отметив про себя, что щетина отросла уже до почти неприличной длины и надо бы побриться.

— Понимаю. Что ж, если начать предполагать, то я бы сказал так: нас спасает то, что фонарщики тоже деградируют под влиянием аномалии. Они не могут выполнять свою функцию из-за недостатка целей, а без целей их программирование отпускает солдата из-под своего контроля. Только вот чем дольше они находятся за его пределами, тем дальше оказываются от своего «нормального» состояния, ведь это состояние находится в их прошлом, а разум неспособен думать в обратном направление. Проблема наша в том, что каждая следующая смерть вынуждает фонарщиков восстанавливаться всё ближе и ближе к тому самому образу «абсолюта», который находится в их прошлом, и они становятся всё опаснее и опаснее. Что ещё хуже, так это то, что, возрождаясь, они влияют на окружающий мир, как бы тоже направляя его движение в обратную сторону. И чем чаще это происходит, тем более «нормальным» становится для нас самих такое положение вещей, а это уже значит, что с определённого момента для нас тоже не останется пути назад. По сути, привыкая к навязываемому нам фонарщиками стилю жизни и мышления, мы выпадаем из собственной реальности и остаёмся в их варианте. Чем-то похоже на предзнание, которое мы испытали при первом погружении, но гораздо хуже. В общем и целом, мы не можем продолжать сражаться с Фонарщиками даже не потому, что не сможем их побеждать. Проблема будет в том, что, приняв эти правила игры, мы навсегда закроем для себя дорогу наружу. А они скорее всего захотят навязать нам эти правила, поскольку интуитивно стремятся вернуться в своё «нормально состояние» для чего им необходимо подобрать все нужные для ритуала образы…

Я задумался, пытаясь представить в голове необходимые условия, просчитать различные варианты. Алиса терпеливо ждала. Наконец я вынырнул из собственных мыслей и посмотрел на блондинку:

— Прости, я вероятно ушёл в дебри.

— Не волнуйся, я привыкла общаться со специалистами, которым бывают свойственны моменты озарения, — блондинка улыбнулась, — Я понимаю, в каких условиях тебе приходится решать эту загадку, так что не хочу торопить, но всё же — время почти на исходе, мы начинаем подниматься на поверхность.

— Что ж, тогда я просто скажу без деталей: фонарщики от нас не отцепятся, потому что им нужен образ «вражеского танка и его экипажа» для реализации собственного цикла. Пока они не находятся в рамках сценария, повторяющего или просто похожего на сценарий их смерти, они не живут в прямом смысле этого слова, и чем дольше они существуют без реализации этого сценария, тем менее похожими на людей они становятся. Проблема в том, что с каждой следующей встречей они будут возвращаться к своему «идеальному» состоянию — то есть к образу тех людей, которыми они были на момент своей без сомнения героической гибели, и в процессе они будут всё дальше и дальше затаскивать нас за собой. Как ты правильно заметила раньше, мы уже во многом демонстрируем черты местных «жителей», в случае же с противодействием фонарщикам, этот эффект будет проявляться быстрее. Потому что течение времени в Верденской Аномалии, судя по всему, спирально, а фонарщики на эту спираль накладывают ещё и отпечаток своей странной магии, или скорее — пользуются тем, что спиральность местного хода времени упрощает им задачу по возвращению к привычным образам и моментам жизни. И поэтому я думаю, что, чем быстрее мы доберёмся до Серебряного Зеркала, тем лучше.

— Ты думаешь, там мы сможем избавиться от их преследования?

Я посмотрел на Алису и задумался о том, как ответить на этот вопрос. Правда была слишком сложной и опасной для озвучания, не говоря уже о времени, которую займёт её изложение. Поэтому я предпочёл ответить коротко:

— Да, я подозреваю что сможем. Но для этого надо пережить путешествие.

— Всплываем, — для разнообразия, Арлетт не воспользовалась псио, — В котле меньше половины массы.

— Понял, займусь заполнением, — сообщил я и поднялся на ноги, посмотрел на Алису сверху вниз и заметил, — Ты права — дальше будет только сложнее.

С этими словами, я скинул бушлат, взял лопату и пошёл в моторный отсек. Решать проблемы надо по мере их поступления. А проблем у нас осталось немало…

Глава 22

Мои слова оказались пророческими. На этот раз Эска поднялась на поверхность уже на самом краю болот, на границе с безжизненной длинной пустошью, изрытой воронками взрывов. По этой земле можно было ехать, а следовательно — не выжигать запасы странного топлива, которые в погружённом режиме расходовались с пугающей скоростью. С другой стороны, фонарщикам перемещаться тут тоже будет намного проще и учитывая, что я теперь знал об их природе, надежды на то, что немцы нас потеряют не было никакой. У меня по крайней мере не было, девушки своими мыслями не делились. Мы вообще, если честно, особо не разговаривали — грохот машины при езде был такой, что диалог голосом был невозможен, а псио — слишком специфический инструмент, не предполагающий удобства для праздной болтовни.

Вместо разговоров мы занимались каждый своим делом: Алиса проверила боекомплект орудий, зарядила ленты в курсовые пулемёты (башенный и корпусной). Арлетт быстро освоилась с переключением режимов хода: оказывается, в своём подземном «червячьем» режиме танк задействовал совсем другие инструменты. Парижанка щёлкнула кнопками, переключила трансмиссию и странное дрожание в кузове сменилось знакомым уже тарахтением двигателя внутреннего сгорания. Одновременно с этим раздался лязг гусениц и танк быстро выбрался из разрыхлённой его собственными лопатками почвы. Я же в это время проверял режимы работы, сверяясь с указанными в технической тетрадке параметрами,