Не нужно быть психопатом. Нужно использовать метод психопата. Нужно войти в его образ, когда этого требует ситуация. Но потом, когда обстоятельства изменятся, нужно вернуться к своей обычной личности.

Именно в этом и заключалась ошибка Джеми и его парней. Им не приходится возиться с ползунами, передвигая вправо; они у них постоянно установлены на максимуме: заводская ошибка, повлекшая за собой ужасные последствия.

И, как сказал Джеми, когда я впервые посетил Бродмур, проблема психопатов не в том, что они исчадие зла. По иронии судьбы, все наоборот. В них слишком много хорошего.

За такую машину не жалко отдать жизнь. Просто она слишком быстро едет по этой дороге.

Жизнь не должна быть путешествием в могилу с намерением прибыть туда с телом, которое находится в целости и сохранности; лучше соскользнуть туда с разворота в клубах дыма, до предела использованным и изрядно поношенным, громко восклицая при этом: «Вау! Вот это гонка!»

Хантер С. Томпсон

С тыльной стороны часовни Колледжа Магдалины в Оксфорде находится доска для молитв. Однажды среди множества петиций с просьбой о Божественном вмешательстве я натолкнулся на такую просьбу: «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы в лотерею выиграли отмеченные мной номера, тогда ты больше обо мне никогда не услышишь».

Как ни странно, это была единственная молитва, на которую ответил Господь. Ниже он написал следующее: «Сын мой, ты мне нравишься. В этом несчастном, запутавшемся мире, который вызывает у меня столь сильную скорбь, ты заставил меня улыбнуться. Черт, я ХОЧУ снова услышать о тебе. Поэтому пусть тебе повезет в следующий раз, проныра! С любовью, Бог».

Тем, кто считает, что у Господа нет чувства юмора, стоит хорошенько задуматься. А те, кто полагает, что Бог так далек от нашего мира, что не испытывает личного интереса к своим неуклюжим, заблудшим и жалким чадам, тоже должны пересмотреть свои убеждения. Здесь, причем достаточно явно, Всемогущий явил совершенно иную сторону себя — в виде проницательного, жесткого, наделенного здравым смыслом оператора, способного дать ровно столько же, сколько дают ему, и к тому же глубоким знатоком человеческой психологии.

Если это звучит так, как будто Господь не боится передвигать туда и сюда ползуны на пульте звукорежиссера в зависимости от того, чего требует ситуация, то вы не ошиблись.

В 1972 году писатель Алан Харрингтон опубликовал малоизвестную книгу «Психопаты» («Psychopaths»). В ней он выдвинул радикально новую теорию эволюции человека. Психопаты, утверждает Харрингтон, составляют опасный новый подвид Homo sapiens: составленный на заказ эволюционный план, рассчитанный на выживание в современном холодном и жестоком мире. Необузданное поколение П.

Ключом к этому тезису стало прогрессирующее, тайное ослабление главных ионных связей общества — этических, эмоциональных, экзистенциальных, которые на протяжении многих веков и тысячелетий служили сплочению человечества. Харрингтон утверждает, что как только западная цивилизация подписалась на традиционные буржуазные ценности — упорную работу и стремление к добродетелям, психопаты оказались вытесненными на границы истеблишмента. Правильно мыслящие сограждане объявили психопатов сумасшедшими или преступниками. Но наступил XX век — и общество постепенно стало более быстрым и свободным, а психопаты вышли из сумрака.

Будучи романистом эпохи холодной войны, Алан Харрингтон прекрасно знал свою тему. То, как он изображает соперничающих психопатов — эклектическими, энергичными мазками, позволяет распознавать их портреты даже сегодня. По определению Харрингтона, психопат — «это новый человек; психологический супергерой, свободный от оков тревоги и угрызений совести. Он брутальный, скучающий и безрассудно смелый. Но, когда обстоятельства требуют этого, он божествен».

Автор приводит несколько примеров: «Алкоголики и мошенники, дети-цветы… Мафиозный кредитор, избивающий своего заемщика, очаровательный актер, убийца, странствующий гитарист, напористый политик, святой, ложащийся под гусеницы тракторов, холодный доминирующий лауреат Нобелевской премии, укравший результаты своих ассистентов… все они способны на это».

И все они делают это, не обращая ни малейшего внимания на окружающий мир.

Харрингтон не случайно включил святых в свой список. Это не исключение из общего правила. На протяжении всей книги холодная, сверкающая проза изобилует сравнениями психопатов и тех, кто достиг духовного просветления. И эти сравнения делает не только Харрингтон.

Автор цитирует, например, врача Херви Клекли (мы встречались с ним во второй главе), автора классической книги «Маска здравомыслия», опубликованной в 1941 году, которая является одним из первых клинических описаний психопатии.

«Психопат верит, что он должен протестовать не против какой-то малой группы, конкретного общественного института или идеологии, но против человеческой жизни в целом. Он не может найти в ней чего-то такого, в чем был бы глубокий смысл или постоянный источник стимулирования; он видит в ней лишь незначительные приятные мелочи, ужасное повторение серий мелких неприятностей и скуку. Подобно многим подросткам, святым [курсив автора], историческим деятелям и прочим выдающимся лидерам и гениям, психопат проявляет беспокойство: он хочет что-то сделать с ситуацией».

Харрингтон цитирует также Норманна Мейлера: «[Психопат] — это элита внутри потенциальной безжалостной элиты… Его логикой является его внутреннее ощущение возможностей, которые открывает смерть. Это же характерно и для экзистенциалиста. А также для святого [курсив автора], тореадора и любовника».

Из этого вытекают очень интригующие последствия. Харрингтон задается вопросом: может ли быть так, что психопат и святой в каком-то смысле являются двумя трансцендентальными сторонами одной и той же экзистенциалистской медали? Возможно ли, «готовы мы это допустить или нет, что для самых злых, полностью неисправимых психопатов убийство становится их путем к благодати? Достижением чистоты ужасными средствами? Трансформируясь посредством нелегких испытаний и посредством суровых испытаний, которым психопат подвергает других людей, дух психопата очищается от театральности, публичности, известности и террора?».

Однако вследствие своей деликатной интеллектуальной чувствительности знатоки Нового Завета могут и не согласиться с этим. Две тысячи лет назад известный Савл Тарсийский (позднее ставший апостолом Павлом) санкционировал смерть огромного числа христиан, которые последовали после казни их предводителя; в наши дни эти действия подпадают под действие Женевской конвенции и влекут за собой обвинение в геноциде.

Все мы знаем, что случилось с ним. Ослепляющее обращение во время путешествия в Дамаск[46]трансформировало Савла и буквально за одну ночь превратило жестокого, лишенного угрызений совести изготовителя шатров в одну из самых важных фигур истории западного мира. Святой Павел, как называют Савла в наши дни, является автором более чем половины Нового Завета (четырнадцать из двадцати двух книг, составляющих эту книгу, приписывают Павлу; он является героем еще одного трактата, именуемого «Деяния апостолов», а также персонажем многих прекрасных витражей).