– Они?

– Всякий, кто хочет нажраться. Не смотри так на меня, я терпеть не могу водку.

– Я тоже, – поспешил вставить Майкл. – Во всяком случае не очень.

– Я увидела ее и подумала: ну ты даешь, тетя Тара, – сказала Зои, – и поглядывала за ней, а она вешалась на всех парней и целовалась, знаешь, взасос, совала язык глубоко в горло, как ящерица за сочной мухой, и я говорю Майклу: черт, это Тара, моя тетя, а она разошлась, танцуя как-то непонятно, да, Майкл, прыгая вверх-вниз…

– Пого, – пояснил Майкл, – как на ходулях.

– Точно, пого, отпадный танец, но так, словно ей сунули в задницу петарду, причем не притворялась, пап, и отхлебывала что там у нее было в пластиковой бутылке, а все эти дурачки вокруг нее распалились, и я подумала, что добром это не кончится. Чуть не позвонила тебе.

– А надо было.

– Ну, не позвонила. А тут она стала светить сиськами и все такое…

– Стоп-стоп-стоп, – сказал Питер. – Это правда?

Майкл кивнул.

– Уже была половина одиннадцатого, и я говорю: пошли, надо идти, потому что твой отец… потому что вы сказали… и тут вокруг нее заварилась буча, подскочили вышибалы, и, пока они разбирались с теми парнями, трое других парней насели на нее…

– Насели? – ужаснулась Женевьева.

– Да, – сказала Зои, – насели, и, думаю, они пытались стянуть с нее одежду, так что я говорю Майклу…

– Она говорит мне: надо помочь ей, а я думаю: нет, спасибо, если полезу, мне башку оторвут, но тут Зои бросилась на них. Пришлось и мне за ней, – Майкл повернулся к Питеру, – вроде как на подмогу, а Зои показала свои приемчики дзюдо, ух! И один парень грохнулся на спину, к другому применила удушающий захват, а третий как на нее замахнется, тогда я прыгнул на него, но тут охранник схватил меня за гребаные дреды, извините, миссис Мартин, за волосы, а Тара только орет: что, черт возьми, происходит, нельзя уже девушке развлечься, что ли? – и я даже не думаю, что она узнала Зои, настолько была пьяна, вот так мы и опоздали на автобус.

– Ладно, – сказал Питер.

– Ладно, – повторила Зои.

– Но я постарался, чтобы мы успели на следующий. Который немного опоздал. Извините.

– Ладно, – сказал Питер.

– Так что, все нормально? – спросил Майкл.

– Да. Нормально. Хорошо. Хорошо.

– Спасибо, что доставил Зои в целости и сохранности, Майкл, – вмешалась Женевьева. – Подвезти тебя до дому?

– Мои родители не слишком волнуются, если я малость припозднюсь.

– Правильно делают.

– Я не говорю, что вы слишком уж волновались, – поправился Майкл. – Или кто-нибудь.

– Все в порядке, – буркнул Питер.

– Что вы собираетесь делать с Тарой? – поинтересовалась Зои.

– Тебя это не касается, – ответил Питер.

– Ну ладно, – сказала Женевьева, вставая и хлопая в ладоши. – Хорошо провели время, ребята?

– Ложись спать! – позвала Женевьева.

– Не могу уснуть.

– Я даже слышу, как у тебя мозги скрипят.

– Как я могу перестать думать?

Женевьева села в постели и включила ночник. Мягкий янтарный свет пронизывал ее волосы. Она положила ладонь ему на грудь.

– Чем тут поможешь?

– Какого черта ее туда понесло?

– Она явно думает, что еще подросток.

– Много ли девчонок дуют водку из горла и показывают сиськи?

– Ну, одна-две.

– Тебе когда-нибудь хотелось снова стать такой молодой?

– Что, и вот так вести себя? – спросила Женевьева.

– Да.

– Нет, не хотелось. Я такой ерундой не занималась и в молодости, и сейчас не мечтаю о таком, если ты это имеешь в виду. А ты?

Он немного подумал, сказал:

– Единственное, что есть хорошего в шестнадцатилетнем возрасте, – это эрекция.

– Хочешь поговорить с Тарой о ее поведении?

– Не знаю. Я плачу этому чокнутому мозгоправу, чтобы он с ней говорил. Или мне так думалось. А толк есть? Он просто разговаривает с ней, ставка почасовая. Сколько длится беседа? Час. Когда он скажет, что достаточно разговоров?

– Когда у Тары наступит прорыв, наверно.

– Прорыв. Откуда и куда?

– Я гашу свет. Спи давай.

Она протянула руку и щелкнула выключателем.

– Тара, Тара, Тара, – промычал Питер. – Где тебя черти носят?

Тара в этот момент входила в свой старый дом. Споткнулась во тьме о порог, выронила ключи, которых ей никогда не давали, когда она жила здесь двадцать лет назад. Наклонилась поднять их и стукнулась головой о приоткрытую дверь, отступила назад и наткнулась на горку, стоявшую у подножия лестницы. Стекло и их лучший фарфор в горке зазвенели. Тара удержалась на ногах и придержала дрожавшую горку.

Постояла в темноте, переводя дух. Было около часа ночи, и она боялась разбудить родителей. Но из кухни пробивался неяркий свет.

– Все в порядке, я не сплю, – послышался голос матери.

Тара слегка покачнулась, отерла рукой лицо и шагнула из коридора в кухню. Войдя, направилась прямиком к раковине, налила стакан воды и выпила залпом. Затем тяжело опустилась на стул у кухонного стола.

– Хоть и старалась потише, – сказала Мэри, – у тебя это плохо вышло.

– Извини.

– Решила вот дождаться тебя.

– Это было ни к чему. – Тара тихонько рыгнула.

– Ты пьяна.

– Выпила самую-самую-самую чуточку. Честное слово.

Мэри встала. На рабочем столе стояла тарелка, прикрытая другой тарелкой. Она сняла верхнюю:

– Вот, возьми, я приготовила тебе сэндвич.

Тара с благодарностью взяла его.

– Не могу привыкнуть ложиться спать, пока ты не придешь. Твой отец говорит, я должна оставить тебя в покое, мол, пусть делает что хочет. Хотя он не обрадовался бы, увидев тебя в таком состоянии.

Тара, чавкая, уписывала сэндвич.

– Я уже не ребенок, мама.

– Неужели? – резко сказала Мэри. – Кто же ты тогда?

Тара перестала жевать. Положила недоеденный сэндвич на тарелку. Встала, слегка покачиваясь:

– Я иду спать. Покойной ночи.

Мэри смотрела, как дочь, шатаясь, бредет по коридору, слушала, как та поднимается по лестнице. Прошел еще час, прежде чем она тоже отправилась в постель.

Глубинный смысл, кроющийся в сказках, сказал мне в детстве больше, чем смысл любой правды, которой учила жизнь.