Но есть вещи намного важнее. Как впервые начать видеть. Существуют незримые силы, Ричи. Можно натренироваться видеть их. Существуют звуки, недоступные обычному слуху, и можно натренироваться различать их. Но вы тут губите свои способности, обжираясь, пьянствуя и дурманя себе голову всякой дрянью.

Нет, это не прекратится. И когда ты однажды начнешь слышать и видеть, ты не сможешь остановиться. Именно это я делала в «Белой лошади», если хочешь знать. Делала то, что мы обычно делали, когда ходили туда с тобой. Я хотела оглушить себя выпивкой и шумом – и посмотреть, смогу ли остановиться. Но это действует только короткое время. Скоро приходишь в себя. На мгновение закрываешь глаза. Открываешь – все как прежде.

Иногда я думаю, что мы снимся себе, то есть все это – сон. Когда мы спим, то получаем возможность увидеть, какова жизнь в реальности. Так-то! Наша повседневная жизнь – это просто краткий сон о том, каково это на сто процентов бодрствовать. И я не говорю, что мне это нравится.

Йероу не мог постоянно быть со мной. Он должен был работать. Они выращивают пищу для себя. Они исключительно фрукторианцы. Питаются только фруктами, орехами и зерном и ничего не варят и не жарят. И вот, когда Йероу уходил, появлялся Силки, тот красавец с озера, и увивался за мной.

Он был довольно привлекателен. Больше того, это он научил меня заговаривать мышей. Но я держала его на расстоянии. Поначалу Йероу не беспокоило, что Силки слоняется поблизости: он сказал, что если меня влечет к Силки, то мне и решать, и никому другому. Он заверил, что ни Силки, ни кто другой не могут принудить меня к близости. У них не принято так обращаться с женщинами.

Но потом в один прекрасный день ко мне пришла Экко, та, которая трахалась на кухонном столе, дикая распутница, и сказала, что Силки сохнет по мне. Она попросила уважить ее и отдаться ему.

– Пожалуйста, – сказала она. – Это уже начинает всем действовать на нервы.

– Что? Ты хочешь, чтобы я переспала с ним просто потому, что у него огорченный вид?

Она ужасно разозлилась:

– Посмотри, как он отощал! Ты же видишь, как ему худо! Он почти ничего не ест, все страдает. Просто ляг с ним на песочке на полчаса. Что за вечная проблема с такими, как ты?

Я ответила, что «такие как я» не имеют обыкновения ложиться со всяким Силки, который хочет этого. Ответила, что «такие как я» имеют обыкновение хранить себя для того, кто нам очень дорог.

– Слыхала об этом, – раздраженно сказала она, – это просто нелепо. Нелепо и смешно. И совершенно противоестественно, поэтому неудивительно, что такие, как ты, страшно все портят. – Затем она принялась орать на меня: – Это сказывается и на нас, не ясно, что ли? Мы живем общиной! Так что это не только твое дело!

Я ответила, что мне плевать на других, я не собираюсь становиться шлюхой, только чтобы угодить ей. Она в ярости убежала, и я решила, что на этом все и кончится. Однако я ошибалась.

Я старалась ни с кем не общаться, когда Йероу не было поблизости. Вокруг было столько удивительного и незнакомого. Я гуляла в лесу вокруг озера, дивясь растениям, не виденным мною прежде. Красочным грибам, росшим меж корней деревьев; я имею в виду голубые поганки и красные мухоморы; там было много невероятных растений.

Я увидела цветок поразительной красоты: крупный, размером с футбольный мяч, шар из крохотных розовых и белых соцветий, будто светящихся изнутри. Я сидела, глядя на него, настолько поглощенная зрелищем, что не слышала шагов за спиной. Затем поняла, что рядом со мной уселся Силки.

– Нравится?

– О да.

– Мы называем их шарна[46], что-то вроде «группового сознания» на вашем языке. Смотри.

Он наклонился к цветку и тихонько сунул палец внутрь. Я тут же поняла, что это вовсе не цветок, а скопление тысяч жучков, которые тут же разлетелись, потревоженные. Каждый жучок был как крохотное пятнышко розового или желтого света. Они взлетели облачком. Я ахнула.

– Смотри, – снова сказал он.

Несколько мгновений они неистово трепетали крылышками, а потом все облачко жучков стало возвращаться на прежнее место. Спустя несколько минут они образовали тот же самый «цветок», что прежде.

– Они общаются друг с дружкой, – сказал Силки. – Черпают силу в коллективном разуме роя.

– Так они насекомые или цветок?

– И то и другое!

– Как красиво. Никогда не видела ничего подобного.

– Да. Это то, что мы делаем, когда занимаемся групповым сексом. То же самое.

– Ради бога! – воскликнула я и вскочила. – Загубил такой чудесный момент!

Вид у него был обиженный; он смотрел на меня, и замешательство исказило его красивые черты. Рассерженная, я пошла прочь и даже не оглянулась, следует ли он за мной.

События достигли критической точки на следующий день, когда Силки подошел ко мне и объявил, что хочет открыть свое настоящее имя. Я не понимала, чем это чревато, но позже узнала, что вся община была потрясена этим предложением. Когда я рассказала Йероу о намерении Силки, он побледнел. Спросил меня, хочу ли я этого. Я спросила: да что изменится, если Силки скажет мне свое настоящее имя?

Понимаешь, их настоящие имена – это вовсе не имена. Это звуки, тайные звуки, которые, будучи произнесены, возбуждают вечные вибрации между двумя людьми. Открыть свое тайное имя – все равно что вручить кому-то обручальное кольцо. Назвать его равносильно клятве в верности.

– Изменится то, – ответил Йероу, – что теперь я буду вынужден сразиться с ним.

Я была потрясена, но мне нечего было сказать. Что бы я ни сказала, ничего бы не изменилось. Йероу вышел и бросил Силки вызов по всей форме, и вызов был по всей форме принят. Я, естественно, была в ужасе, но Йероу, по виду, не слишком беспокоился. Больше того, казалось, он с нетерпением ждал того, что должно было произойти. Я умоляла его остановиться, не допустить непоправимого, но безрезультатно. Я пошла к Силки и сказала ему, что это необходимо прекратить, но тот лишь печально улыбнулся мне. Даже Экко не смогла помочь. Сказала, что я положила этому начало самим своим появлением у них и теперь мужчины положат этому конец. Я просила ее сказать им, что они ведут себя как дураки, что ни один из них мне не нужен и, как только смогу уйти от них, тут же уйду.

Она рассмеялась мне в лицо:

– Скажи им это сама.

В общине царило великое возбуждение. Люди, которых я прежде никогда не видела, валом валили из своих жилищ вокруг озера на песчаный берег, неся с собой еду и питье, подстилки, чтобы рассесться, – словно в праздничный день. Они оживленно болтали и заключали пари на исход схватки, пока у края воды пеньковой веревкой огораживали ринг. Мне сказали, что схватка состоится в сумерки.

Я отказалась смотреть. Вернулась в дом. Но до меня доносился смех и возбужденная болтовня. Я выглянула в окно: в песок у края воды были воткнуты пылающие головни. Я закрыла глаза и заткнула уши, но все это было слишком. Не выдержав, я снова пошла на берег с намерением как-то это прекратить. Небо изменилось: стало багровым, а озеро – черно-синим, как тернослив. Отблески огня плясали на спокойной глади воды, и, спускаясь к берегу, я прошла мимо пары, которая открыто предавалась сексу возле дерева. Женщина вцепилась в ствол, а мужчина входил в нее сзади. Другая пара совокуплялась в высокой траве. Без всякого стыда. Извращенцы трахались открыто, явно возбужденные предстоящим событием.