Да, все обстояло именно так. Утверждение Лемле о возможностив недалеком будущем производить полную пересадку мозга трудно было подвергнутьсомнению. Достижения медицины позволят спокойно извлечь этот орган мышления изкакого-нибудь старого, изношенного тела и пересадить в новое, жизнеспособное исильное. В перспективе врачи научатся даже выращивать новые мозговые ткани и вслучае необходимости оказывать помощь природе.

– Видите ли, Роуан, важнейшим достоинством тканейнерожденного плода является то, что после пересадки они не отторгаютсяорганизмом реципиента. Признайтесь, понимаете ли вы всю значимость подобногооткрытия? Вы только представьте: совсем крошечный фрагмент ткани зародыша –считанные клетки – пересаживается в глаз взрослого человека, где клеткипродолжают расти и развиваться, приспосабливаясь к новым для себя условиям.Боже мой, разве вы не понимаете, что это позволит нам участвовать в процессеэволюции? А ведь мы еще только в самом начале…

– Не мы. Вы, Карл.

– Роуан, вы самый выдающийся хирург из всех, с кем мнекогда-либо доводилось работать. И если только вы…

– Я на это не соглашусь! Я никогда не стану убийцей.

«И если я не выберусь отсюда как можно скорее, то начнукричать, – мысленно добавила Роуан. – Я должна уйти, потому что ужесовершила убийство».

Тем не менее это действительно цель. Как они говорят, цель,взятая по максимуму.

Разумеется, Роуан нигде и словом не обмолвилась обэкспериментах Лемле – не позволила корпоративная врачебная этика. Да и по силамли обыкновенному стажеру бороться против столь известного и влиятельного мэтрамедицины?! Поэтому она просто отошла в сторону.

Позже, когда они пили кофе, сидя возле камина в ее доме, иогоньки рождественской елки отражались в стеклянных стенах, Лемле вернулся кэтой теме:

– Знаете, Роуан, а ведь опыты на живых человеческихзародышах проводятся повсеместно. В противном случае не возникла бынеобходимость в издании закона, запрещающего подобные эксперименты.

Конечно, в предложении Лемле не было ничего удивительного. Авот соблазн казался слишком уж сильным. По сути, сила искушения была почтиравна силе отвращения, испытываемого Роуан. Какой исследователь – а нейрохирургвсегда исследователь в полном смысле этого слова – не предавался подобного родамечтаниям?

После того как Роуан посмотрела фильм о доктореФранкенштейне, ей вдруг захотелось оказаться на месте того безумца-ученого –работать в собственной лаборатории, в горах… Действительно, как интересно былобы увидеть результаты собственных экспериментов! Но для этого необходимоотноситься к живому человеческому мозгу как к лабораторному препарату, забытьобо всех заповедях и законах нравственности… А вот этого-то Роуан сделать немогла.

Посещение Института Кеплингера стало для нее кошмарнымрождественским подарком. После беседы с Лемле преданность доктора Мэйфейртравматологической хирургии лишь возросла. Увидев маленького уродца, отчаянногопытавшегося дышать, Роуан словно сама заново родилась, обрела яснуюцеленаправленность в жизни и одновременно неизмеримую силу. В университетскойклинике она буквально творила чудеса, и потому к ней обращались даже в самых,казалось бы, безнадежных случаях: когда мозговая ткань пострадавшегорастекалась по носилкам или из проломленного черепа торчал лишь обух топора.

Возможно, искалеченный человеческий мозг виделся Роуансредоточием всех трагедий мира – свидетельством того, как жизнь снова и сноваподвергается сокрушительному нападению со стороны жизни. Когда Роуан приходилосьубивать – а ей и в самом деле доводилось это делать, – ее действиятравмировали мозг другого человека, разрушали его ткани и клетки. Похожуюкартину она часто наблюдала у лежащих перед ней на операционном столепациентов, чьих имен она даже не знала. А тем, кого убила сама Роуан, никто иничем помочь уже не мог.

Но встретиться с Майклом Карри она стремилась не для того,чтобы завести спор о цели и предназначении. И не затем, чтобы затащить его всвою постель. Ей хотелось того же, что и всем остальным, кто толпился возленего. Именно по этой причине Роуан так и не отважилась переступить порогЦентральной больницы Сан-Франциско, лишив себя возможности увидеть его и личнонаблюдать за его выздоровлением.

Роуан хотелось узнать о тех убийствах нечто такое, о чем немогли ей поведать результаты вскрытия. Важно, что увидит и почувствует он,прикоснувшись к руке Роуан, в то время как она будет вспоминать о тех людях.Конечно, если ей достанет на это смелости. Ведь тогда, на палубе яхты, он явноиспытал какие-то ощущения, но где гарантия, что они не изгладились из егопамяти вместе с видениями.

Роуан все это понимала. Давно поняла, по крайней мерекаким-то уголком своего сознания. И теперь, спустя несколько месяцев, идеяиспользовать дар Майкла Карри в собственных целях не стала для нее менееотталкивающей.

Карри заперся в своем доме на Либерти-стрит и нуждался впомощи.

Хорошо, допустим, она придет к нему и скажет: «Я врач иверю, что у вас бывают видения, равно как и в силу, появившуюся в ваших руках.Верю, потому что знаю о существовании такого рода необъяснимых психическихфеноменов. Более того, я сама обладаю столь же противоестественнымиспособностями, которые сбивают меня с толку и порой полностью выходят из-подмоего контроля. Я могу убивать по своему желанию». Подействуют ли ее слова наКарри?

С какой стати это должно его заинтересовать? Сколько людей,убежденных в истинности его дара, толпится вокруг – но разве ему становится отэтого легче? Он умер, вернулся к жизни, а теперь потихоньку сходит с ума. И всеже, если она расскажет ему о себе (а эта мысль стала теперь для Роуаннавязчивой), он, возможно, единственный человек в целом мире, способный понятьее и поверить ее словам.

Наверное, рассказать кому-нибудь о тех случаях – чистоебезумие. Роуан то и дело пыталась убедить себя в обратном и знала, что рано илипоздно непременно поделится с кем-либо своей тайной. А если этого не случится,то рано или поздно ее тридцатилетнее молчание будет нарушено, и не простонарушено, а буквально разорвано в клочья нескончаемым воплем, который заглушитвсе звуки мира.

Сколько голов она заштопала на операционном столе! Но развеэто имеет хоть какое-то значение, если в памяти постоянно присутствуют те трое– те, кого она убила?… Обескровленное лицо Грэма, из которого уходила жизнь.Маленькая девочка, бившаяся в конвульсиях на покрытой гудроном дорожке. Имужчина, падающий на руль собственного «джипа».

Едва став интерном, Роуан использовала все доступные ейофициальные каналы и получила данные о результатах вскрытий, проведенных послекаждой из этих смертей… Инсульт, субарахноидальное кровотечение, врожденнаяаневризма… Она очень внимательно изучила все детали.