Двухэтажное, вытянутое здание стояло на отшибе – до поселка было километра три, до ближайшего жилого дома – около километра. Между этим домом и нашим временным пристанищем находилось кладбище. Ну вот, опять я неизвестно куда попала!

Предложенное нам убежище оказалось небольшой сельской гостиницей-пансионатом. В это время в доме жила лишь группа молдаван из двенадцати человек. Десять женщин, двое мужчин. Работали они на прополке свеклы, потом собирались в другой район Латвии – опять на прополку. В конце лета и осенью будут работать на сборе урожая – снова по всей территории Латвии. Трудились они весь световой день. Администратор гостиницы – латышка лет сорока пяти – готовила им завтраки, обеды и ужины, даже хлеб сама пекла. Хочу сказать, что более вкусного хлеба, чем домашний латышский, не ела нигде и никогда. Я вообще стараюсь поменьше есть мучного, дома практически не употребляю хлеб – фигуру надо блюсти! – но тут не могла удержаться. Он одновременно кислый и сладкий и очень долго не черствеет, а уж когда только из печки… Нет, не могу даже вспоминать – начинают течь слюнки.

Латышка проживала здесь же с мужем и сыном – у них на первом этаже был свой отсек. Муж работал в полиции – дежурил где-то сутки через трое, а в свободное от работы время помогал с хозяйством, включавшим шесть коров, кур, уток, нутрий и овец. Последних мы, правда, не видели – они находились в общем стаде.

Администратор – Винета, дальняя родственница Мариса – приготовила к нашему приезду две соседние комнаты на втором этаже. В одной поселились мужчины, во второй – мы с Рутой.

Больше всего меня поразило то, что в здании были душевые с горячей водой и нормальные туалеты. Вы можете себе представить дом, предназначенный для проживания сельскохозяйственных рабочих где-нибудь под Гатчиной или Лугой? И что за условия там предложат несчастным «иностранцам», прибывшим на прополку и уборку урожая?

Вахтанг Георгиевич долго осматривал место, где нам предстояло жить, и был хмур. По-моему, условия были вполне приличные, все очень чисто, белье белоснежное. Но Чкадуа, естественно, привык к фешенебельным местам отдыха. Конечно, я тоже была избалована за последние годы, но ведь все могло оказаться гораздо хуже. Например, нас могли отвезти на какую-нибудь дачку под Питером, построенную хозяином шести соток в застойные времена. За неимением лучшего следовало обосновываться здесь, где нас с Вахтангом Георгиевичем уж точно никто искать не будет. Его в особенности.

Вдруг кислое выражение лица Чкадуа начало резко меняться. Я проследила за направлением его взгляда. Группа молдаванок шла на ужин.

Приблизившиеся к дому женщины окинули нас заинтересованными взорами. Естественно, их внимание привлекли особи мужского пола, мы с Рутой были лишь ненужными соперницами. Не сомневаюсь, что жадный взор грузинского мужчины был замечен. Предстояло только дождаться ночи.

Как только девушки скрылись в доме, Вахтанг Георгиевич хлопнул себя по толстым ляжкам и заявил:

– А мне тут нравится! – И облизнулся.

– Условия устраивают? – поинтересовался дядя Саша с ничего не выражающим лицом.

– Великолепные условия, – кивнул Вахтанг Георгиевич и двинулся в дом.

Мы с Никитиным переглянулись. Он закатил глаза, я с трудом сдерживала смех.

Забегая вперед, скажу, что Вахтанг Георгиевич трудился не покладая рук (и других частей тела) все время нашего пребывания в латышском поселке.

На следующий день приехал психотерапевт Друвис, приятель Мариса Шулманиса, чтобы заниматься Рутой.

Друвис вначале решил поговорить с дядей Сашей, Вахтангом и мной, чтобы как можно подробнее узнать о случившемся с девушкой. Разумеется, Марис не мог ему всего описать по телефону. Мы тоже не могли говорить с полной определенностью, больше делились своими догадками. Друвис обещал сообщить нам, что ему удастся узнать от Руты. Дядю Сашу (да и меня тоже), в частности, интересовало, как Рута могла оказаться на заводе, откуда она отправила факс Марису в Ригу.

У дяди Саши нашлись в Латвии какие-то дела, и он, забрав машину, покинул нас с Вахтангом и Рутой на пару дней. Сказал, чтобы мы спокойно отдыхали. Перед отъездом дядя Саша презентовал мне заколку, «одно из последних достижений техники», как он выразился, и велел не расставаться с нею.

– Даже спать в ней? – спросила я.

– Ну, не надо утрировать, Наташа. Но никуда не выходи без нее. Это не шутки.

– А что в ней?

– Специальное приспособление. Благодаря ему мы всегда сможем тебя найти. Если что. Но, надеюсь, все будет в порядке.

Я сама понимала, что меры предосторожности принять следует.

В следующие дни Друвис работал с Рутой, в перерывах беседовал со мной и Вахтангом. К счастью, стояла великолепная погода, я валялась на солнышке и загорала. Чкадуа предпочитал сидеть под деревцем, в тенечке. Он проводил много времени на телефоне, решая деловые вопросы. Мне звонить было некому, я немного общалась с администраторшей-латышкой, вечерами – по полчасика – с молдаванками, но они обычно хотели побыстрее добраться до кровати, чтобы лечь отдыхать, или до Вахтанга, но уже с противоположной целью. В общем, было скучновато, в особенности после событий последних дней в Петербурге.

* * *

Вечером второго дня к нам с Вахтангом за ужином подсел Друвис. Дяди Саши все еще не было: он позвонил на мою трубку и сообщил, что задержится. Николай из Питера с ним не связывался. Мы с Вахтангом даже не представляли, где находится дядя Саша и чем он занят, но не стали задавать лишних вопросов. Приедет – расскажет, если посчитает нужным. Я подозревала, что полковник Никитин встречается с представителями каких-то латышских спецслужб.

– Ну, как она? – спросили мы с Вахтангом о Руте.

Друвис пожал плечами, потом высказал предположение, что в ее случае использовались искусственные наркотики.

– Цель-то ясна, – заявил Друвис. – Растормозить и заставить поддаться мощным сексуальным импульсам. Руту надо будет еще гинекологу показать. Если не венерологу. И кардиологу не помешает. Но мне, наверное, придется работать с ней больше всех.

– Почему кардиологу? – не поняла я. Гинеколог с венерологом были объяснимы, психотерапевт тоже, но кардиолог?

Друвис пояснил, что от употребления искусственных наркотиков разрушается сердце. Одно утешает – что это длилось недолго. Психотерапевт добавил, что один из признаков распознавания амфетаминового наркомана – параноидные состояния, ему везде мерещится слежка. А Рута на каждом сеансе говорит врачу, будто ей кажется, что ее преследуют, хотят ограбить, убить.

– Но с Рутой довольно легко работать, – заметил Друвис. – Она очень внушаема. Опытный гипнолог без труда может заложить ей в подсознание нужную информацию. Или стереть.

– А с ней случайно не работал гипнолог? Там? – спросила я.

Друвис покачал головой.

– Нет, просто давали коктейли, затем делали инъекции. К счастью, их было относительно немного. Я думаю, что верну ее к нормальной жизни. Вот только что скажут другие врачи…