Таким образом, часто используемый аргумент о научном консенсусе, в данном случае представленном МГЭИК, предстает в новом свете. Когда речь идет о том, что более 2000 ученых во всем мире разделяют одно и то же мнение, часто упускается из виду тот факт, что за главным тезисом, таким, как, например, тезис об аномально высоких температурах, стоит лишь небольшая кучка исследователей, которые, к тому же, старательно ограждают себя от любой критики. В подобных обстоятельствах не только скептики могут усомниться в надежности научного знания.

Что на самом деле представляет собой МГЭИК? Это научная или политическая организация? Как мы уже говорили, МГЭИК возникла из двух организаций ООН – ВМО и ЮНЕП. Соответственно, членами МГЭИК могут стать члены обеих организаций.

МГЭИК с характерной скромностью описывает свою задачу как предоставление «политически релевантной» информации:

Скодвин (Skodvin, 2000: 106) отмечает, что МГЭИК «конструирует научную часть программы об изменении климата, в то время как Конференция сторон конвенции (COP) закладывает основы политической или административной организации». Не следует, однако, считать, что эти две стороны четко разделены. Скодвин поясняет, что

Таким образом, это уникальный в своем роде институт, учитывая тот факт, что он включает в себя и ученых, и представителей государственной власти. Это гибридная или «пограничная организация» (Miller, 2001)[128].

Первый председатель МГЭИК Берт Болин заявлял, что цель МГЭ-ИК – способствовать усилению веры в науку во всех странах мира: «Именно сегодня многие страны, особенно развивающиеся, не доверяют научным докладам, в написании которых не участвовали их собственные ученые и политики. Разве Вы не считаете, что для того, чтобы эти доклады вызывали доверие, они должны быть репрезентативными?» (цит. по: Schneider, 1991: 25). Это мнение было одной из тех идей, которые лежали в основе международной организации МГЭИК и правительственных механизмов признания (Siebenhüner, 2003; Skodvin, 2000).

Учредители МГЭИК пытались достичь всеобщего консенсуса в отношении научных аспектов изменения глобального климата, который, по их мнению, был необходим для принятия политических решений. Для достижения поставленной цели была определена сложная процедура, кратко описанная выше. Особое значение при этом имеют резюме для политиков, текст которых обсуждается построчно. Такая процедура – результат осмысления опыта действий в сфере решения озоновой проблемы: именно этот опыт, по-видимому, стал решающим для стремления к консенсусу ради дальнейшего международного политического сотрудничества. Разве достижение подобного консенсуса не привело к тому, что резкий всплеск многочисленных, отчасти противоречивых суждений резко прекратился? Разве этот процесс не завершился успехом – подписанием Монреальского протокола? Это международное соглашение конкретизировало цели и временные планы последовательного снижения выброса веществ, разрушающих озоновый слой. Протокол превозносился многими в качестве примера для подражания, в первую очередь в отношении климатической политики. Поэтому нам стоит более подробно ознакомиться с его историей.

В июне 1974-го года два исследователя из Калифорнийского университета в Ирвайне опубликовали статью в журнале Nature, где они высказали гипотезу, согласно которой фреоны, по всей видимости, могут способствовать разрушению озонового слоя (см. об этом Grundmann, 1999). Шервуд Роуланд и Марио Молина, оба химики по профессии, утверждали, что фреоны поднимаются в стратосферу, где продукты их разложения атакуют озоновый слой.

Двух этих исследователей можно назвать адвокатами или активистами, поскольку они с самого начала связывали свою научную работу с определенной политической перспективой. Этой перспективой было ограничение производства и применения фреонов. Они не только публиковали результаты своих исследований в научной литературе, но и положили начало политическим дебатам, в ходе которых сами они выступали за ограничение выбросов фторхлоругле-родов. Вначале они не находили практически никакой поддержки в научной среде, но зато сумели убедить тех, кто принимает политические решения, в необходимости профилактических мер, так что уже в 1977 году в США было законодательно запрещено использование фреонов в спреях. Благодаря этой мере производство фреонов во всем мире сократилось примерно на четверть. Этот запрет был основан не на научном доказательстве изложенной выше гипотезы, а на общественном признании ее истинности. После того, как в 1985 году британские исследователи опубликовали данные об аномально низком содержании озона над Южным полюсом, те, кто первыми распознал опасность, получили поддержку со стороны других игроков из политической и публичной сферы. После 1987-го года было заключено несколько международных соглашений, результатом которых стало существенное снижение производства и потребления фреонов во всем мире. В 1995 году Роуланд и Молина, совместно с Паулем Крут-ценом, получили Нобелевскую премию по химии.

Открытие озоновой дыры, безусловно, было важнейшим событием, которое символизировало кризис и заставляло задуматься об остроте проблемы. Это дало возможность политическим активистам, включая и ученых, предложить решения, разработанные ими еще до кризиса.