Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я сама не знаю, зачем я сюда приехала, — тихо сказала она. — Ты был прав, я ничего не понимаю ни в животных, ни в скотоводстве, ни в земледелии и ничего не знаю про Средний Запад. Но что-то подсказало мне, что я должна приехать. Я приехала, а потом, несмотря на то что обстоятельства все время выталкивали меня отсюда, я осталась. Потому что причина этого — ты. Ради тебя я сюда приехала и из-за тебя осталась.
Она нежно положила ладонь на его руку.
— Я все эти годы искала тебя, хотя сама этого не понимала.
Он склонился и поцеловал ее пальцы.
— Я прохожу по баллам? — спросил он, указывая на ее записи.
— О да! — воскликнула она.
— И коровы мои всем довольны?
— И это тоже. Но все, Натан Сенатра, мне пора.
Он надел ей на голову шляпу. Ларк поднялась и пошла прочь. Он смотрел ей вслед, не в силах вымолвить ни слова. Ему почему-то вспомнилось, что некоторые коллекционеры бабочек выращивают наиболее редких и красивых насекомых в полной темноте для того, чтобы насекомое меньше двигалось и тем самым феерическая красота их крыльев сохранилась неповрежденной. Вот и Ларк словно бабочка редкой красоты, выращенная в неволе.
— Эй, подожди! — крикнул он, поднимаясь на ноги и взмахнув рукой.
Она обернулась и остановилась в ожидании.
— Не уходи, останься, — попросил он.
Она бегом бросилась к нему и приникла к его груди.
* * *
Когда Ларк и Натан провожали ее родителей в аэропорту “Ле-Муан”, миссис Леопольд то и дело косилась на него, стараясь вспомнить, где она его видела.
— Звони нам, когда понадобится, — сказал на прощание ее папа, — днем или ночью.
— Не утомляйся и не забывай принимать витамины, — сказала мама.
— Не забуду, — ответила Ларк.
Пожилые супруги быстро поднялись по трапу и скрылись в салоне.
Ларк и Натан подождали, пока самолет взлетит, и сразу после этого вернулись на ферму.
В этот вечер, несмотря на то, что Натан был особенно нежен и предупредителен с ней, Ларк была печальна.
— Ты просто устала, — сказал он, — и тебе надо поспать.
— Никак не пойму, почему мне так грустно, — сказала она, прижимаясь к его широкой груди.
— Потому, что любовь и печаль часто бывают неразрывно переплетены, — ответил он.
“Как это верно! — подумала она. — И за это я люблю его еще больше”.
— Вставай, соня, — сказал Натан, толкая ее в бок. — Пойдем, мне надо кое-что тебе показать.
Чуть приоткрыв глаза, Ларк поняла, что еще даже не рассвело.
— А нельзя подождать до утра? — спросила она.
— Нет, нельзя, — строго ответил он.
Не проснувшись до конца, она натянула шорты и майку на голое тело и покорно последовала за ним в его грузовичок. Он быстро вырулил со двора и через несколько минут остановился на вершине одного из холмов. Они вышли из машины.
Небо на востоке начинало светлеть.
— Что я должна увидеть? — спросила она.
— Смотри на поле, — ответил он.
Звезды одна за другой гасли, свет все шире разливался по небу, и по зеленому полю одна за другой побежали волны — словно сказочный великан зашевелился на своем ложе после сна. Завороженная необычным зрелищем, Ларк не могла оторвать глаз от поля, убегающего за горизонт.
Это были подсолнухи — его подсолнухи.
И когда краешек солнечного диска показался над землей и первый его луч, словно острое лезвие, рассек небо пополам, все цветы одновременно подняли свои головки ему навстречу.
Ларк восхищенно обернулась к Натану, который молча стоял у нее за спиной. Он взял ее за руку.
— Они приветствуют солнце, — сказал Натан. — А вечером они будут смотреть уже в нашу сторону.
— Как это прекрасно! — воскликнула она.
— Мне нравится приходить сюда время от времени, — сказал он. — Знаешь, это как подтверждение того, что имеет смысл жить.
“Если человек, несмотря ни на что, способен чувствовать природу так, как ее чувствует он, — подумала Ларк, — то он все преодолеет, и все у него будет хорошо”.
— Э-э-э, — сказал он, — что за дела? Да ты плачешь!
— Нет, вовсе нет, — сказала она и потерла пальцами глаза.
Поднимающееся солнце своими теплыми лучами благословило их брак быть долгим и счастливым.
Жмурясь от удовольствия, Натан нежился на разогретых полуденным солнцем досках крыльца. Кто-то пощекотал его под носом, он приоткрыл глаза и увидел, что это двухлетняя Каталина склонилась над ним с цветком одуванчика в руках. Он быстро схватил дочку и высоко поднял над собой. Малышка завизжала от удовольствия.
Голубая сойка с криком пролетела высоко над ними.
— Зелтоблюхий делгась, — сказала Каталина, вынув палец изо рта и указывая им в небо.
Со времени последнего приезда дедушки Джо каждая птица была для нее желтобрюхим дергачом. Малышка сунула одуванчик в рот и, перекусив стебель, проглотила цветок.
Натан недовольно покачал головой. Вслед за дочерью по ступеням крыльца поднялась Ларк — она была в открытом летнем платье, ее лицо и руки сильно загорели. Приветливо улыбаясь Натану, она встала с ним рядом. Он приподнялся и обнял ее бедра.
— Не ждал, что вы так быстро вернетесь от бабушки Милли, — сказал он. — Я хочу тебя. Я хочу тебя все время.
Это было чистой правдой, и это неутолимое желание пугало его самого.
Они жили все в том же доме. Накануне рождения ребенка Натан утеплил и отремонтировал его. В верхней комнате, где раньше был его экспериментальный парник, теперь располагалась детская, а рассада благополучно заняла половину кухни.
Опыты по гибридизации еще не были доведены до конца, но уже близились к завершению.
Одно время Натана удивляло, как такая женщина, как Ларк, могла согласиться заточить себя в глухомани и с таким дикарем, как он. Но она, казалось, нисколько из-за этого не страдала и совсем не скучала, а, наоборот, всегда была энергична и деятельна. Кроме того, Ларк просто расцветала на глазах. Однажды он напрямик спросил ее об этом, и она ответила, что он говорит глупости. Что это за слова такие: “дикарь”, “глухомань”? Она гордится им, она счастлива с ним, и ей крайне интересно, почему он этим недоволен. Вот и все, что она сказала ему.
— Она что, совсем не хочет спать? — спросил Натан, указывая на их дочь, которая сидела на крыльце и сосредоточенно сосала палец. — Дорога же была неблизкой.
— Бабушка Милли перед отъездом угостила ее какао со сливками, — сказала Ларк. — Я ее, конечно, предупреждала, но стоило только мне отвернуться… Нуты понимаешь.