— Я готов, — Брукс судорожно дёрнул кадыком вверх-вниз. — Я готов умереть за неё, Джейк. Вы, наверное, всё ещё не понимаете…

— Понимаю, — Гурьев, чуть наклонив голову влево, спокойно рассматривал Брукса. — Я понимаю вас, Оскар. Куда лучше, чем вы думаете. Но умирать – вот этого совсем не требуется, мой дорогой Оскар. Пусть умрут другие. Те, кто заслужил.

— Что я должен делать?

— Найдите мне разорившийся банк, Оскар. Такой, который мы могли бы купить совсем недорого. Но настоящий банк, не меняльную контору, понимаете?

— У вас есть деньги. Ну, конечно же… Откуда?!

— Какая разница? Сколько нужно, Оскар.

— Да, — просиял Брукс. — Да, Джейк. Мне кажется, я понял. О-о, Джейк… вы гений. Вы просто гений. Я бы никогда не додумался… Это просто настоящее чудо, что вы появились, Джейк. Господь послал вас, чтобы спасти своего ангела. И я…

— Вы, случайно, не религиозный фанатик, Оскар? — осторожно осведомился Гурьев.

— О, нет, нет, — Брукс, кажется, испугался, что Гурьев передумает. — Что вы, Джейк, нет… Я просто верю… Господь не мог оставить её. Должен был появиться кто-то. И вы… вы появились, Джейк. И я могу вам помочь. Конечно, могу. Видит Бог, я сделаю всё…

— А вдруг я всё-таки не с той стороны, Оскар? — тихо проговорил Гурьев, разглядывая Брукса. — Вдруг я появился вовсе не затем, чтобы спасти её, а наоборот – окончательно погубить?

— Нет, — Брукс отшатнулся. — Нет. Тогда вы не осмелились бы обратиться ко мне. Невозможно погубить ангела, Джейк. Даже дьявол, — будь вы сам дьявол – не способен на это. Вы разве не верите, что Господь послал вас, Джейк?!

— Он сотворил наш мир и покинул его, — улыбнулся Гурьев, и Бруксу сделалось тошно от этой улыбки. — Быть может, ему наскучила эта игра. А возможно, он вовсе и не ожидал, что ему будет весело. Так или иначе, его здесь нет, а это всё равно, как если бы его не было вовсе. Всё, что происходит при нас и с нами на этой земле… Мы сами отвечаем за всё, дружище. Нет никого, на кого можно наставить указующий перст и провозгласить: вот он, виновный. Это всё мы, Оскар. И хорошее, которое с радостью и охотой приписываем себе. И плохое, от которого открещиваемся так яростно, как будто его и вправду не мы творим. Всё это – только мы сами, Оскар. И случится лишь то, что мы сделаем сами, чему мы позволим случиться. Или не сделаем. И не позволим. Вам страшно?

— Да.

— Это правильно. Мне тоже. Но всё обстоит именно так. Увы.

— Но…

— Только поэтому, Оскар. Негодяям – петля и пуля. Пока мы живы. До последнего вздоха. Справедливость и возмездие – здесь и сейчас. Потом – ничего не будет. Нет жизни после смерти, нет жизни второй или третьей. Нет ни рая, ни ада, ни бога, ни чёрта – вне нас, Оскар. Всё это внутри. Здесь, — Гурьев постучал себя пальцем по лбу.

— Всё равно. Для неё… Мне ничего не нужно, Джейк. Ничего, — совсем ничего. Только служить ей, если ей потребуется. До последнего вздоха. Я стану её верным псом, Джейк. Ни один фартинг не будет отнят у неё. Никогда больше. Клянусь здоровьем моих детей, Джейк.

— Спокойно, Оскар, — улыбнулся Гурьев. — Спокойно, дружище. Не торопитесь с ответом, подумайте.

— Мне незачем торопиться, Джейк. «Falcon Bank and Trust».

Фалкон, подумал Гурьев. Фалкон. Ну, конечно же. Пожалуй, эта мистика на ровном месте скоро начнёт злить меня не на шутку. Falco – по-латыни значит «беркут»… Проклятье. Да что же это такое?!

— Джейк.

— Что?

— Убейте их, Джейк, — попросил Брукс. Эта просьба слетела с его губ так легко, как будто он просил Гурьева подать ему стакан воды. — Я сам не смогу. А вы, — вы сможете, я вижу. Пожалуйста, убейте их, Джейк.

Гурьев посмотрел на Брукса, чуть наклонив голову влево:

— Да, Оскар, — он улыбнулся и шевельнул пальцами, и Бруксу почудилось на какой-то миг, что сквозь лицо сидящего перед ним… существа на него смотрит лицо самой Смерти. — С удовольствием, дорогой Оскар. На сей раз я сделаю это с удовольствием. А теперь – приступим. Сколько денег вам нужно?

— Что?

— Жалованье, Оскар.

— Я же сказал, Джейк, — вскинул голову Брукс. — Мне…

— Вам – да, — бесцеремонно перебил его Гурьев. — Но у вас есть семья и дети. Поэтому я положу в «Ройял Бэнк оф Скотланд» на имя вашей супруги сумму, проценты по которой будут составлять полтора ваших жалования там, где вы сейчас служите. Если у нас всё получится, вы будете иметь возможность тратить такую сумму на булавки еженедельно. А если нет – ваши девочки, по крайней мере, не будут нуждаться. Устраивает вас такой вариант?

— Господи, Джейк…

— Вот этого не надо, — поморщился Гурьев. — Я не благотворитель, Оскар. Вам придётся попотеть. И я не поручусь, что пот этот не будет кровавым. Одного я не понимаю, — проговорил он задумчиво, тихо выстукивая на столешнице пальцами замысловатую дробь. — Если всё так – почему бы им просто не уничтожить их? Ведь это – самое простое?

— Страх Божий, Джейк.

— Вы думаете? — усмехнулся Гурьев. — Неужели?

— Это ведь Он послал вас. Что бы вы там не думали и не говорили, Джейк! Он послал вас, чтобы защитить их. Кто же смеет сомневаться в Страхе Божьем?! И теперь, — о, теперь они узнают! Время пришло.

— Будет, будет, Оскар, — Гурьев поднялся. — Идёмте. Я отвезу вас домой. Вам нужно отдохнуть и набраться сил.

Была уже поздняя ночь, когда Брукс вышел из такси у крыльца своего домика. Гурьев уехал, а Брукс долго не мог успокоиться. Он не был пьян, но был возбуждён так, что едва держался на ногах. Чувствуя ватную слабость в мышцах, он опустился на ступеньку, поставил локти на колени, обхватив ладонями голову, и долго ещё сидел в такой позе.

Придя, наконец, домой, он, не отвечая на встревоженные вопросы жены, с испугом взиравшей на его расстёгнутые пиджак и жилетку и сбившийся на сторону галстук, прошёл сначала в детскую. Потрогав лобики детей, он вышел, рассеянно улыбнулся Молли и, по-прежнему молча, вошёл в спальню.

Здесь он шагнул в угол и с размаху опустился на колени пред висевшим на стене распятием. Ты есть, подумал Брукс и улыбнулся, как ребёнок. Конечно, Господи, Ты есть. Ты послал его, ангела мщения. Послал его ко мне. Ты услышал мои мольбы, Господи. Ты просто проверял меня, испытывал мою веру, испытывал, насколько глубоки и искренни были мои молитвы, — все эти годы. Я выдержал, Господи. Я помогу ему, я сделаю всё, что он скажет. И они умрут, — все умрут. Здесь и сейчас. О, воистину, — безграничны доброта и милосердие Твои, Господи!

Начался светский сезон. Рэйчел нервничала, — хотя Гурьев легко и быстро учился, а она сама старалась изо всех сил. В первый вечер, увидев, какими взглядами провожают Гурьева девицы и дамы, она и сама посмотрела на него другими глазами. Боже, подумала Рэйчел. А ведь я привыкла, что он рядом. Всё время рядом. Да почему же он не отходит от меня ни на шаг, чёрт побери?!