— Мне нужен самый большой командир.

— Зачем он тебе, малец?

— У меня есть военная тайна!

Парнишка говорил почему-то шепотом и все время зыркал глазенками назад, на край улицы.

— Ну, если тайна, да еще военная, то пошли к «большому» командиру.

Паренек, шлепая оторванной подошвой старых ботинок, подошел к командиру полка, приложил левую руку к ломаному козырьку старого, наверное еще от деда, картуза, браво выкрикнул:

— Товарищ майор, я — Грицко!

— Очень приятно, товарищ Грицко, только приветствуют-то правой рукой.

Парнишка, не смутившись замечанием, продолжал:

— У нашей хаты на базу стоит живой немецкий танк.

— Откуда знаешь, что «живой»?

— Так вин рокочет мотором. И может утикнуть. А я его выменял.

— Танк — выменял?

— Ну да. За восемь яиков.

— Что же ты будешь делать с ним?

— Так вьего я вам вотдам. Чтоб швидче били в утих подлюг.

— Ну что же, придется помочь тебе, Грицко.

Под городком Юзефполь на правой обочине дороги остановилась какая-то воинская колонна численностью, наверное, до полка. Ночь темная, хоть глаз коли, к тому же дождливая. По левой обочине весь наш полк прошел мимо этой молчаливой колонны, которая, пропустив нас, пристроилась в хвосте. Всю ночь мы шли тихо, спокойно. Когда начало светать, в голову полка проскакал начальник продовольственно-фуражного снабжения старший лейтенант Селиванов и доложил командиру полка о том, что на нашем хвосте сидят румыны. Ниделевич не поверил.

— Ты не того, не хватил с утра пораньше? — прикрикнул он на Селиванова, но тут же подозвал командира взвода разведки.

— Ну-ка, Кальмин, проверь.

Полк продолжал двигаться. Михаил Федорович, сидя в фаэтоне, запряженном парой рысаков, усмехался и подтрунивал над незадачливым начальником продовольственно-фуражного снабжения, лошадь которого шла рядом с фаэтоном.

Прискакал командир взвода разведки.

— Товарищ гвардии майор! За нами действительно тащится противник!

Ниделевич вызвал командиров третьего и четвертого эскадронов и приказал им «разогнать дремоту у румын». Через три-четыре минуты в хвосте колонны затрещали очереди автоматов и засверкали шашки. А через полчаса этот скоротечный бой утих. Уцелевшее румынское воинство подняло руки.

Или случай в Екатериновке той же Винницкой области. Мы вошли в село поздним вечером. На этот раз было разрешено здесь сделать большой привал. Село большое, улица с двумя порядками хат тянется километра на два. Полк разместился на входной окраине, заняв два-три десятка домов. На рассвете нас подняли по тревоге и приказали готовиться к маршу. Первыми, как всегда, отправились разведчики. И вдруг с той стороны села, куда мы должны двинуться, поднялась стрельба. Отдав приказ своим минометчикам готовиться к бою, я поскакал по улице, чтобы выяснить обстановку. И что же оказалось?

На той окраине села ночевала немецкая часть. Разведчики, обнаружив гитлеровцев, открыли стрельбу. К ним на помощь прискакал первый эскадрон. У противника поднялась несусветная паника. Солдаты выскакивали из хат босые, раздетые и тут же падали, сраженные автоматами или порубанные шашками. Большинство повылезали из хат с поднятыми руками. Пленных набралось около двух батальонов. Надо же быть такому, потом удивлялись мы — ночевать с противником рядом, в одном селе.

Пять суток движения — и все пять суток под дождем и пронизывающим ветром. И никак не удавалось ни обогреться, ни обсохнуть. Мы дьявольски устали. Но на войне, говорят, усталых не должно быть. Кто устал, тот пропал. Как могли, мы бодрились и боевую задачу выполняли. С ходу заняли Первомайск, вышли на берег Южного Буга. «Теперь отдохнем», — думали мы. Только отдых наш продолжался не более суток. Нас возвращали снова в Юзефполь, в городок под Винницей, который мы прошли несколько дней тому назад. Его захватила оставшаяся где-то в тылу, не замеченная ни нами, ни другими стремительно наступающими войсками, какая-то крупная немецкая часть и укрепилась в нем.

Полк спешно возвращался туда, но теперь по хорошей грейдерной дороге. На пути до Юзефполя пришлось дважды встретиться с гитлеровцами. В первом случае мы напоролись на засаду. В одном месте прямо у дороги были нарыты окопы. В них лежали какие-то люди. Ночью все кошки серы. То ли разведчики, шедшие впереди, приняли этих «кошек» за своих, то ли они их не видели и спокойно проехали. Мимо прошел и весь полк. Никому в голову не пришло проверить. Вдруг за нами затрещала стрельба. В хвост колонны поскакал четвертый эскадрон. Выяснилось, что «серые кошки» — эсэсовцы. Пропустив полк, они попытались отбить одну «сорокапятку», шедшую в тыловом прикрытии. При внезапном нападении были убиты командир орудийного расчета старший сержант Трубавин и замковый Кузнецов. Остальные открыли яростный огонь. Подоспевший эскадрон зарубил шесть гитлеровцев и пятнадцать пленил.

Вторая стычка была куда более серьезной. Она произошла на подходе к Юзефполю. Полковую колонну атаковали — и опять же с тыла — до двух батальонов пехоты противника, поддержанных пятью танками и пятью бронетранспортерами. Не будь мы в постоянной боевой готовности и на марше, растеряйся или чуть замешкайся, враг, используя внезапность, мог бы крепко нас потрепать. Мгновенно оценив обстановку, Ниделевич создал боевую группу. В нее вошли третий и четвертый эскадроны, взвод ПВО с крупнокалиберными пулеметами ДШК, минометный взвод, взвод пэтээрщиков и батарея противотанковых пушек. Боевая группа под командованием капитана Ковтуненко быстро развернулась и заняла оборону по гребню близлежащей высоты. Остальные силы полка были отведены в укрытия. Противник предпринимал одну атаку за другой. Но все атаки успешно отбивались. В первой атаке гитлеровцы потеряли один танк и два бронетранспортера. В другие атаки гитлеровцы почему-то остерегались бросать свои бронированные силы. Через несколько часов подошел 39-й полк и с ходу, в конном строю, ударил во фланг атакующим и обратил в бегство. К вечеру этого же дня силами нашего 37-го и 39-го полков гитлеровцы были вышиблены из Юзефполя и попутно и из большого соседнего села Строгозяны.

Противник бежал за реку Южный Буг и закрепился в селе Долгая Пристань.

В бою за Юзефполь мы потеряли казака Алексея Андриановича Шарлая, калмыка по национальности. Гибель его была случайной, от шального снаряда. Впрочем, таких случайностей на фронте много. Шарлай пришел к нам в сорок втором, в Сальске. По рассказу Рыбалкина, первые шаги Шарлая в военной службе были трудными. Сказывался и возраст, и слабое знание русского языка, и неумение читать и писать, и привычная медлительность, какую вырабатывает у человека степная жизнь и степная профессия. В огневом расчете, куда определили Шарлая попервоначалу, он растерялся было совсем: делал все не то и не так, с задержками и запозданием. Нетерпеливый командир расчета стал поругивать за «несусветную лень», хуже того, за нежелание служить и воевать. Дошло до командира батареи Кривошеева. Тот вызвал казака к себе.