«Не место здесь этому Фрейзеру, – сказал мистер Манди, когда они беседовали наедине. – Из такой семьи, да при таких возможностях!» Пребывание Фрейзера в тюрьме он воспринимал как оскорбление другим заключенным. Для него тюрьма – это игра, говорил мистер Манди. Плохо, что Дункану приходится делить с ним камеру, еще нахватается всяких сомнительных идей. Была б возможность, мистер Манди устроил бы Дункана в отдельную камеру.

Возможно, он прав, раздумывал Дункан, глядя на круглую белобрысую голову Фрейзера. Может быть, Фрейзер лишь играл в заключенного, как принц, переодевшийся в нищего. Но тюрьме-то какая разница, сидят в ней понарошку или взаправду? Все равно что играть в истязаемого или убиенного! Все равно что пойти в армию и говорить, мол, это ради шутки; но те, кто стреляет в тебя с другой стороны, не знают, что ты лишь притворяешься солдатом.

Фрейзер вновь потянулся, вскинув руки и выбросив длинные ноги. Он по-прежнему сидел спиной, и Дункану вдруг ужасно захотелось, чтобы он обернулся и посмотрел вверх. Взглядом он сверлил спину Фрейзера и мысленно повелевал ему обернуться. Дункан весь сосредоточился и слал приказ, словно луч. «Оглянись, Фрейзер! – приказывал он. – Роберт Фрейзер, обернись! – И даже называл тюремный номер: – Фрейзер, тысяча семьсот пятьдесят пятый, посмотри! Взгляни сюда, номер тысяча семьсот пятьдесят пять, Роберт Фрейзер!»

Но Фрейзер не обернулся. Он все говорил с Уотлингом, хохотал, и Дункан наконец сдался. Сморгнул и потер глаза. Когда он снова посмотрел вниз, то встретил взгляд мистера Манди, который, видимо, за ним наблюдал. Надзиратель кивнул, затем медленно двинулся меж столов. Дункан вошел в камеру и без сил повалился на койку.

* * *

– Опаздываешь, подруга, – сказала Бетти, встретив на министерской лестнице Вив, которая стремглав летела в раздевалку.

– Знаю. – Вив запыхалась. – Гибсон засекла?

– Она сейчас у мистера Арчера. А меня послали в подвал вот за этим. – Бетти тряхнула кипой папок. – Если поторопишься, проскочишь. И все же, где ты была?

– Нигде, – улыбнувшись, мотнула головой Вив.

На ходу сдергивая перчатки и шляпку, она побежала в гардероб, где, распахнув дверцу, засунула в шкафчик свернутое пальто. Сумочку оставила при себе, поскольку мисс Гибсон не возбраняла держать сумку на рабочем месте, но, перед тем как закрыть шкафчик, заглянула в нее, удостоверяясь, что все необходимое – гигиеническая прокладка и аспирин – на месте, ибо нывшие груди и живот уведомляли о приближении месячных. Было бы хорошо забежать в туалет и сразу приспособить прокладку на место, но времени не оставалось. Однако по дороге к лестнице Вив сунула в рот таблетку, без воды разжевала и проглотила, кривясь от ее горького мелового вкуса.

Обеденный перерыв она потратила на то, чтобы сгонять в общежитие и проверить почту. Вив знала, что придет открытка от Реджи; после субботних встреч он всегда посылал весточку – это был единственный способ сообщить, что с ним все благополучно. На сей раз открытка была с дурацкой картинкой: смазливая молодица и подмигивающий солдат опускают штору светомаскировки, а ниже надпись «Соблюдайте темноту!». Рядом Реджи приписал: «Везунчики-...бунчики!!!» На обороте шел текст: «О. О. – (Что означало «Обалденной Очаровашке».) – Искал брюнетку, но есть лишь блондинки. Мечтаю, чтоб я был он, а ты – она! Целую». Сейчас открытка лежала в сумочке рядом с упаковкой аспирина.

Было уже четверть третьего, а комната Вив находилась на восьмом этаже. Можно бы воспользоваться лифтом, но эти лифты еле ползут, и ждешь их по целому часу; она пошла пешком. Шла резво и размеренно, точно стайер: руки перед грудью, на пятку не ступать – на мраморных ступенях каблуки ужасно цокают. Обогнала какого-то мужчину, и тот рассмеялся:

– Ну и ну! Что за спешка? Знаете нечто, неведомое остальным?

Вив слегка умерила прыть, пока он не свернул на свой этаж, а затем припустила снова. Лишь перед коридором восьмого этажа она притормозила, чтобы отдышаться, платком отереть лицо и поправить волосы.

Стал слышен бешеный треск – трах-тарарах-тах-тах! – будто разрывы крохотных снарядов. Вив быстро прошла по коридору, открыла дверь, и звук стал почти оглушающим: в комнате толпились столы, и за каждым яростно печатала машинистка. Некоторые были в наушниках; почти все распечатывали стенограммы. Они молотили по клавишам столь энергично, потому что коретки содержали не один, но два, три, а порой и четыре проложенных копиркой листа. Комната была просторная, но душная. Окна давно законопатили на случай газовой атаки. Стекла оклеили полосами коричневой бумаги для предохранения от ударной волны.

Смесь запахов стояла просто сногсшибательная: пахло тальком, перманентом, чернильной лентой, табаком и потом. На стенах висели плакаты, оставшиеся от разных министерских кампаний: изображения Картофеля Пита и других жизнерадостных корнеплодов, заклинавших сварить их и съесть, а также лозунги в духе древних религиозных воззваний:

САЖАЙ ТЕПЕРЬ!

ВЕСНА и ЛЕТО приходят, как всегда, ДАЖЕ на ВОЙНЕ.

Во главе комнаты расположился отдельный стол, который сейчас пустовал. Но через минуту после того, как Вив села на место, сдернула с машинки чехол и принялась за работу, из кабинета мистера Арчера выглянула мисс Гибсон. Она осмотрела комнату, удостоверилась, что все девушки печатают напропалую, и вновь скрылась.

Едва дверь затворилась, Вив почувствовала, как нечто маленькое и легкое ударило ее в плечо и отскочило на пол. Со своего места, футах в десяти, Бетти кинулась скрепкой.

– Спящая красавица, – беззвучно проартикулировала она, когда подруга оглянулась.

Вив показала язык и вернулась к работе.

Она печатала таблицу калорийности продуктов питания – дело кропотливое, поскольку вначале приходилось печатать столбцы, оставляя между ними зазор, а затем вставлять листы горизонтально и пропечатывать разделительные линии. Причем надо было следить, чтобы страницы не разъехались, иначе первая выйдет нормально, а в копиях – полная ерунда.

Хлопотливая работа в шуме и духоте навевала мысль, что с таким же успехом можно вкалывать на заводе, изготавливая прицелы для самолетов. Там хотя бы платят больше. Однако окружающих впечатляло, что ты служишь машинисткой в министерстве, где полно девушек-аристократок с именами вроде Нэнси, Минти, Фелисити, Дафна, Фэй. С любой из них общего у нее было мало. Даже Бетти, которая жевала резинку и разговаривала в манере официантки-оторвы из американского фильма, закончила пансион благородных девиц и денег имела что грязи.

Вив же получила работу после секретарских курсов в колледже Бэлхем – повезло с инструктором, которая рекомендовала подать прошение. Сейчас ничто не мешает, сказала она, девушке вашего происхождения устроиться как человеку из именитой семьи. Еще посоветовала взять уроки дикции, и потому три месяца кряду Вив каждую неделю моталась в Кенсингтон, где в подвальной комнатке престарелой актрисы полчаса краснела, читая стихи. Она до сих пор помнила отрывки из Уолтера де ла Мара: