«Засну, не успев даже голову на подушку положить», — подумал Дануорти, снимая очки. Он забрался под одеяло. «Даже свет не успею погасить». Он щелкнул выключателем.

За окном сквозь путаницу плюща хмурилось серое небо. По листьям шелестел дождь. «Надо было закрыть шторы», — подумал Дануорти, но встать было выше его сил.

Киврин хотя бы под дождем не придется мокнуть. Там Малый ледниковый период. Если что и выпадет, то снег. В те времена спали вповалку у очага общей кучей, пока кто-то не додумался изобрести камин и дымовую трубу, однако в оксфордширских деревнях такой роскоши не водилось до середины пятнадцатого века. Но Киврин это нипочем. Свернется, по примеру Колина, клубком и уснет безмятежным сном юности.

Дождь, кажется, прекратился. Судя по тому, что смолк перестук капель за окном. Может, перешел в морось, а может, просто собирается с силами. Так темно и до вечера еще далеко. Дануорти выпростал руки из-под одеяла и посмотрел на светящийся дисплей электронных часов. Всего два. У Киврин сейчас должно быть шесть вечера. Надо позвонить потом Эндрюсу еще раз, пусть расшифрует привязку, чтобы уже узнать точно, где и в каком времени находится Киврин.

Несмотря на уверения Бадри про четырехчасовой сдвиг и про то, что он перепроверил введенные стажером координаты, Дануорти хотел убедиться наверняка. Положим, Гилкрист проявил безалаберность, но даже подстелив соломки везде где можно, от сбоя не застрахуешься. Сегодняшние события тому доказательство.

У Бадри были сделаны все прививки. Колина посадили на метро и выдали побольше денег... Дануорти и сам, когда первый раз перебрасывался в Лондон, чуть не застрял в прошлом, хотя предусмотрено было все до мелочей.

Элементарная переброска туда-обратно, тестировали локалку. Расстояние всего-навсего в тридцать лет. Дануорти должен был переместиться на Трафальгарскую площадь, доехать на метро от вокзала Чаринг-Кросс до Паддингтона, а оттуда поездом в 10.48 до Оксфорда, где будет открыта главная сеть. Заложили большой запас времени, проверили и перепроверили систему, проштудировали железнодорожный указатель и расписание метро, отсмотрели даты на денежных знаках. Но когда Дануорти добрался до Чаринг-Кросса, станция метро оказалась закрытой. Свет в билетных кассах не горел, проход к деревянным турникетам преграждала ажурная решетка.

Дануорти подтянул одеяло повыше. Сбой может произойти где угодно, на самом ровном месте. Маме Колина и в голову, наверное, не приходило, что парня высадят в Бартоне. Никто из организаторов переброски и представить не мог, что Бадри повалится всем телом на терминал.

«Мэри права. У меня острый приступ миссис-гаддсонита». Киврин столько трудов положила, столько преодолела, чтобы попасть в Средние века. Даже если что-то случится, она найдет выход. Колина ведь не смутила такая мелочь, как карантин. «И ты сам вернулся тогда из Лондона целый и невредимый».

Он поколотил в запертые двери, потом метнулся по лестнице обратно читать указатели — вдруг где-то сбился с пути. Нет, все правильно. Он оглянулся в поисках часов. Может, сдвиг вышел больше расчетного, и метро закрыли на ночь? Однако стрелки на циферблате над входом показывали четверть десятого.

— Несчастный случай, — пояснил непрезентабельного вида мужчина в засаленной кепке. — Закрыли, пока разгребают.

— А как же... Мне надо на Бейкерлоо... — растерянно проговорил Дануорти, но мужчина уже прошаркал прочь.

Дануорти застыл перед темной станцией, не зная, что теперь делать. На такси денег не хватит, а до Паддингтона ехать через весь Лондон. К 10.48 не успеть никак.

— Куда мылишься, кореш? — спросил парень в черной кожанке и с зеленым ирокезом. Дануорти не сразу понял смысл вопроса. Панк угрожающе придвинулся.

— На Паддингтон, — выдавил Дануорти осипшим от паники голосом.

Парень полез в карман косухи, но вместо предполагаемого ножа блеснул проездной на метро в пластиковой обложке, и парень принялся изучать карту на обороте.

— Можно по кольцу или по зеленой с «Эмбанкмент». Дуй по Грейвен-стрит, а оттуда налево.

Дануорти пустился бегом, уверенный, что из-за угла сейчас выскочит остальная панковская кодла и отберет все его исторически выверенные деньги. А на «Эмбанкмент» его поставил в тупик билетный автомат.

Выручила женщина с двумя малышами — вбила станцию назначения и количество, потом показала, куда засовывать билет. Дануорти добрался до Паддингтона с запасом времени.

«Неужели в Средние века не было хороших людей?» — спрашивала Киврин. Конечно, были. Парни с выкидухами и картами метро в кармане существовали во все времена. А также матери с малышами, и миссис Гаддсон, и Латимеры. И Гилкристы.

Он перевернулся на другой бок.

— С ней все будет в порядке, — произнес Дануорти вслух, негромко, чтобы не разбудить Колина. — Она моя лучшая студентка, ей эти Средние века — семечки. — Он натянул одеяло до подбородка и закрыл глаза, представляя парня с зеленым ирокезом, склонившегося над картой. Однако вместо этого увидел бесконечную решетку, преградившую путь к турникетам, и темную станцию позади них.

Запись из «Книги Страшного суда»

(015104-016615)

19 декабря 1320 года (по старому стилю). Мне уже лучше. Могу сделать три-четыре осторожных вдоха-выдоха, не закашлявшись, а утром по-настоящему захотела есть, только не эту жирную кашу, которую притащила Мейзри. За стакан апельсинового сока душу продам.

И за ванну. Я грязная, как свинья. С тех пор как я здесь, мне только лоб вытирали, а последние два дня леди Имейн делает мне повязки на грудь из льняного полотна, пропитанного какой-то вонючей мазью. Эта мазь, да еще пот, в который меня по-прежнему то и дело бросает, да еще эта постель (которую не перестилали с XIII века) — пахну я отвратительно. И волосы шевелятся, даром что обстриженные. При этом я здесь самая чистая.

Доктор Аренс не зря хотела каутеризировать мне нос. Воняет ото всех, даже от девочек — а ведь сейчас разгар зимы, морозы. Не представляю, что здесь делается в августе. Блохи у всех поголовно. Леди Имейн посреди молитвы может почесаться, и у Агнес под чулком, который она стянула, чтобы показать мне ушибленное колено, вся нога была покусанная.

У Эливис, Имейн и Розамунды лица относительно чистые, однако руки они не моют и после горшка, а мытье посуды и замену набивки в матрасах еще не изобрели. По идее, все должны были давно умереть от антисанитарии, но нет, они пышут здоровьем, если не считать цинги и гнилых зубов. Даже колено у Агнес отлично заживает. Она каждый день приходит показывать мне корочку. А заодно серебряную пряжку, деревянного рыцаря и бедного затисканного Черныша.

Агнес — неисчерпаемый кладезь информации, которой она делится, не дожидаясь вопросов. Розамунде сейчас «тринадцатый идет», то есть уже исполнилось двенадцать, а комната, в которой меня положили, это ее девичья светелка. В голове не укладывается, что она уже девица на выданье, и ей положена собственная спальня. Но в XIV веке замуж нередко выдавали и тринадцати-четырнадцатилетних. Эливис наверняка пошла под венец в том же возрасте. Еще Агнес доложила, что у нее три старших брата — все остались с отцом в Бате.