За свои двадцать восемь лет ей уже приходилось видеть мертвецов, однако на их телах не было следов насилия или страданий. Все они были заботливо обмыты, тщательно обряжены и уложены на чистых атласных покрывалах в дорогих гробах – и пожилая соседка, скончавшаяся, когда Чарли было двенадцать лет, и мамина кузина Мэри двумя годами позже. И отец, который умер, когда ей исполнилось восемнадцать, и мама – Чарли тогда училась в художественной школе. Все усопшие были в своих лучших воскресных нарядах, с мирно сложенными на груди руками. Чарли помнила, как тускло поблескивало обручальное кольцо матери на побелевшей руке.

В тишине комнаты слышалось только тихое гудение компьютера, словно слабый голос что-то пытался нашептывать ей. Сдвинувшись наконец с места, она прошла мимо стола и двух невысоких картотечных шкафов и в этот момент впервые заметила предмет, который, вероятно, и стал орудием убийства, хотя довольно долго она с недоумением смотрела на него.

На ковре возле шкафов лежал металлический разделитель из формочки для льда. Выступающая алюминиевая рукоятка была в крови; сами квадратные ячейки тоже, словно кто-то решил приготовить красные – кровавые – кубики льда. Не хватало только маленьких деревянных палочек в каждом кубике для большего сходства с фруктовым льдом, который обычно делают матери из апельсинового сока, чтобы их детки не ели всякую дрянь.

Взвыли сирены полицейских машин. Чарли отступила от окровавленного предмета и нетвердыми шагами подошла к широкому окну, перед которым стоял диван. Остановившись у окна, она смотрела, как машина «скорой помощи» влетела в переулок, за ней последовали два автомобиля полиции; смотрела, как двое медиков выскочили из машины, таща кислородный резервуар и черные мешки – как будто ее сообщение о смерти было ошибкой, будто позвонивший мог неправильно определить состояние жертвы. Как будто у Винтропа Джергена еще оставался шанс выжить. За медиками появился Макс Харпер; в сопровождении еще двух офицеров полиции из второй машины он быстрым шагом прошел через двор, и Чарли поспешила отпереть дверь.

Высоко в холмах, среди зарослей фотинии, на узкой охотничьей тропе шириной едва ли с кошачью голову, там, где солнце заливало своими лучами тропинку, Джо и Дульси с удовольствием поедали упитанную мышь – последнюю из пяти аппетитных созданий, которых они наловили в течение последнего часа, бесшумно и быстро скользя среди спутанных веток и торчащих из земли корней. Над их головами висели ягоды фотинии, зеленые и твердые, совсем недавно явившиеся на смену летнему цветению; тишину погожего теплого дня нарушали только неугомонные пичужки, весело щебетавшие среди верхних ветвей.

Внезапно со стороны города раздался вой полицейских сирен.

Привстав на задние лапы, чтобы лучше видеть происходящее внизу, Джо и Дульси наблюдали, как по извилистым улицам в сопровождении двух патрульных машин промчалась «неотложка»; эта завывающая кавалькада нырнула в тупик, ведущий к дому Клайда, и, совершив головокружительный вираж, остановилась перед зданием. Кошки сорвались с места и понеслись вниз; Джо представил свалившегося с крыши Клайда, Дульси с ужасом вспомнила об электрических пилах. Они летели по склону сквозь кусты и высокую траву, не разбирая дороги, словно лавина; наконец перемахнув через улицу и поперхнувшись обжигающим смрадом разогретых покрышек, они ворвались во двор.

Сверху, из открытых окон Винтропа Джергена, доносились мужские голоса. Полицейская рация. Быстрые распоряжения Макса Харпера. И запах – слабый, но несомненный запах человеческой крови. Нырнув под лестницу, они вскарабкались по секретному ходу, скользнули за раковину в кухне и приоткрыли дверцу шкафчика мойки.

Так и есть – запах крови. Запах смерти.

Они бесшумно прокрались через кухню и притаились у двери в гостиную. Выбрав момент, когда полицейские отвернулись, Дульси и Джо прошмыгнули под бюро вишневого дерева и пригляделись к распростертому телу Джергена. Аромат его лосьона для бритья странным образом смешивался с тошнотворным запахом смерти.

Горели все лампы, кроме той, что свешивалась со стола, зацепившись проводом. Опрокинутое крутящееся кресло, разбросанные документы и файлы – все было в крови. Когда медики закончили осмотр и отошли, кошкам представилась возможность получше рассмотреть тело. Горло Джергена было разодрано, словно на него напал тигр или леопард; однако картина, представшая их взорам, была не результатом охоты свирепого хищника, а плодом человеческого злонравия.

Фотограф приступил к работе, и мелькающие вспышки почти ослепили кошек, вынудив их зажмуриться; перед глазами, словно изображение на негативе, поплыли светлые пятна, очертаниями повторявшие контуры жертвы, как будто дух Джергена продолжал еще витать здесь, тщетно пытаясь воссоединиться с телом.

За окнами потемнело – небо закрыли облака. Множество ног продолжали топтаться по персидскому ковру. Чарли тихонько сидела поодаль на диване. На глазах у кошек разворачивалась знакомая полицейская рутина: пока фотограф отщелкивал последние кадры пленки, офицер Кэтлин Рэй, поправляя спадающие на плечи темные волосы, начала собирать вещественные доказательства. И первый же предмет, аккуратно поднятый ею с пола из-за картотечных шкафчиков и заботливо уложенный в полиэтиленовый пакет, привлек кошачье внимание.

Металлическая штуковина из холодильника, форма для льда. Она была вся в крови, с нее даже капало, а ручка торчала как окровавленный нож. Джо и Дульси живо – даже слишком – представили себе, как человеческая рука вонзает раз за разом это тупое оружие в мягкую человеческую плоть.

Кровожадность самих кошек нормальна и оправданна – такими сотворил их Господь. Они охотники, они убивают ради еды, ради обучения подрастающего поколения, ну и иногда ради спортивного интереса. Но нынешний акт насилия разительно отличался от действий охотника. Человек, способный так изуродовать себе подобного в приступе ярости или жадности, являлся в глазах Джо и Дульси примером недопустимой деградации гомо сапиенс. Осознание порочности человеческой натуры глубоко печалило Дульси; ей было неприятно так думать о людях.

Пристроившись поближе к Джо, она наблюдала за действиями офицера Рэй: утомительная рутина по сбору каждой мелочи, которая может послужить уликой, — аккуратно взять пинцетом, положить в пакетик и надписать; однако мало-помалу тщательность этих действий стала успокаивать Дульси. Теперь она могла представить себе, что в дальнейшем начнутся хитроумные лабораторные исследования, которые люди будут проводить по известным им методикам. Постепенно ее стало наполнять чувство правильности происходящего.

Затем настал черед отпечатков пальцев – черный порошок, специальная лента, карточки для самих отпечатков; все эти монотонные и тщательно продуманные действия были результатом удивительного человеческого разума.

Люди, конечно, обделены по части восприятия: у них нет кошачьего чувства равновесия, такого острого слуха и превосходного осязания, не говоря уже о кошачьей способности видеть в темноте. Однако человеческая изобретательность и умственные способности возмещают эти недостатки. И хотя люди порой способны на чудовищную жестокость, на странные и необдуманные действия, но все же лучшие из них несомненно достойны восхищения.