Больше всего Меган беспокоилась об одежде. Для нормального новорожденного ребенка она будет в самый раз, но для недоношенной Поппи слишком велика.

— Меган! — Кирк вернул ее в реальность. — Так кофе и ключи?

— Только кофе, — ответила Меган. — Если честно, мне бы не хотелось, чтобы ты ходил в мою квартиру, когда меня там нет.

— До чего же ты сурова. Холодна как лед. Хорошо, я принесу кофе.

Однажды она разрешила ему зайти: именно, когда он нарисовался на пороге с коляской в руках. Но и тогда ей не понравилось, какими глазами он осматривал ее жилище. Словно был разочарован, что его дочери придется жить в такой убогой обстановке. Как будто считал ее, Меган, никудышной матерью. А что он ожидал увидеть? — со злостью думала она. Кенсингтонский дворец? Она, между прочим, мать-одиночка!

— С чего ты на него так крысишься? — спросила Джессика, когда Кирк ушел. — Этот ребенок свяжет вас навсегда.

Меган задумчиво посмотрела на свою сестру.

— Может быть, именно это меня и бесит больше всего.

Дверь открылась, и в палату вошел мистер Стюарт с кипой бумаг в руках. Он одарил Джессику полным комплектом лучезарных улыбок, а затем сел на кровать и взял Меган за руку.

— Итак, на каком мы сейчас сроке? — спросил он.

— Тридцать четыре недели, — с готовностью ответила Меган. — По-прежнему слишком рано. Она еще слишком мала. Нам надо постараться дотянуть хотя бы до тридцати шести недель. Ну, пожалуйста! Помогите нам дотянуть до тридцати шести недель!

Он задумчиво покачал головой.

— Взгляните сюда.

Доктор показал на линию графика. Линия в начале быстро поднималась вверх, затем постепенно выровнялась, а затем остановилась на точке, с которой, казалось, готова была вот-вот упасть вниз. Она напоминала траекторию полета стрелы, которая в любую минуту собиралась спикировать вниз, к земле.

— Это график роста ребенка, — кивнула Меган. — Рост замедлился.

— Именно то, что и должно было произойти, — пояснил доктор Стюарт. — Эклампсия оказывает влияние на задержку крови в плаценте. Рано или поздно ребенок перестает расти. Но вам об этом известно не хуже моего.

Джессика жадно вглядывалась в график из-за плеча доктора.

— А что это значит? — спросила она.

На несколько секунд в палате повисла тишина, в которой слышался только усиленный сонографом ритмичный звук детского сердцебиения. А затем Меган сказала:

— Это значит, что нам пора.

А затем началось ожидание. Оно длилось и длилось до бесконечности, словно напряженный график анестезиолога и пробки на улицах Лондона сговорились, чтобы оттянуть момент рождения дочери Меган. Сестры и акушерки деловито входили в палату, мерили Меган давление, произносили какие-то ласковые, ничего не значащие слова, словно Меган ждала не ребенка, а автобус на остановке.

Это невыносимое ожидание! До какой степени оно может измучить человека в самом конце долгого и тяжелого пути! Меган казалось, что ее жизнь остановилась. Что на тот период, пока анестезиолог спешил в больницу по загруженным транспортом улицам Лондона, время умерло. Приехала Кэт с цветами. Джессика теребила Меган за ногу. Позвонил отец, но так и не нашелся, что сказать. Кирк переминался с ноги на ногу у окна, стараясь никому не мешать.

А потом все вдруг завертелось — Джессике показалось, что с определенного момента события стали разворачиваться с неестественной быстротой. Как в фильмах, где показывают смерть героя: внезапный сумасшедший рывок к цели, а затем все как будто позади.

Два дюжих санитара погрузили Меган на больничную каталку и покатили ее (Кэт и Джессика держали ее руки с обеих сторон) по освещенным мертвенным светом и пропахшим цветами и больничной едой коридорам. В огромном лифте они спустились в цокольный этаж здания, где мистер Стюарт уже ждал их в полном хирургическом облачении, столь же прекрасный, как Роберт Редфорд в фильме «Путь, который мы прошли».

Они остановились в предоперационной. Над Меган начал колдовать анестезиолог. При этом он лопотал ей в уши нечто нежное и бессвязное, словно любовник на свидании.

Рядом с предоперационной располагалась другая комната, полная народа, сплошь одетого в голубую униформу и пластиковые шапочки. Они болтали и смеялись, столпившись у большого, длинного стола. Из-за огромных светильников над ним стол казался алтарем. Сестры Меган ни на минуту не выпускали ее рук.

— Тут в поле зрения появился Кирк. Ему немедленно выдали голубой халат, пластиковую шапочку и маску. У него бешено колотилось сердце. Девочка, девочка, у него сейчас должна родиться девочка. Тот самый ребенок, которого он абсолютно не мог представить. Вот-вот она появится. И с этим фактом он уже ничего не может поделать. Разве что стать хорошим отцом. И вдруг Кирк задумался: «Интересно, а что он расскажет своей дочери про мужчин?»

Как сможет подготовить ее к их лжи, к их бесконечным уловкам? То есть к нашим уловкам, поправил он себя. Вот, пролетят детские годы, и на его драгоценное дитя начнут засматриваться мальчишки, и она вступит на тот самый путь, который до нее прошли миллионы других девчонок в разных странах мира, где он успел побывать.

Еще неродившуюся, он любил ее так сильно, что его обуревал страх: а вдруг в один прекрасный день она встретит на своем жизненном пути похожего на него мерзавца? Извечная ирония судьбы бабников всех времен и народов: однажды стать отцом и пытаться уберечь собственную дочь от таких, как ты сам.

Меган вкатили в ярко освещенную операционную, где было столько народа, словно на станции метро в час пик. Все они были молоды, все улыбались и были одеты в одинаковые голубые халаты и шапочки.

— У вас есть заявка? — обратился к Кирку кто-то, словно тот пришел на радиошоу, а не на экстренное кесарево сечение. Он вспомнил, что в кармане у него лежит компакт-диск. Он передал его в чьи-то руки, которые тут же поставили его на казенный операционный проигрыватель.

Вокруг Меган началась деловитая возня. На ее тонкие, бледные ноги натянули какие-то странные чулки, в вену на руке поставили капельницу. При этом с ней постоянно разговаривали.

Потом над ней склонился анестезиолог, который поставил поперек живота женщины низенький экранчик. Кирк смотрел на это в крайнем изумлении. Он где-то слышал, что в таких случаях живот оперируемой прикрывают чем-то вроде палатки. «Да, во время кесарева сечения живот беременной прикрывают палаткой!» — думал он со все возрастающим волнением. Или обширным балдахином, под которым может спрятаться целое племя бедуинов. А этот экранчик не больше носового платка. Стоит Кирку приподнять повыше голову, и можно увидеть происходящее.

Вот живот Меган смазали каким-то антисептиком, затем к ней подошел мистер Стюарт с тонким лезвием в руке. Кирк зажмурился и пригнул голову к самому изголовью Меган. Он с трудом дышал. Ведь он когда-то слышал, что такие операции проводятся в специальной палатке. Почему же сегодня никто не позаботился поставить палатку?