Пру в конце концов сморил сон, и она вытянулась на дне телеги, положив голову Пану на колени, а он изо всех сил старался уберечь ее от толчков. Что же касается его самого, то о сне он и не помышлял. Боль в голове и душившая юношу ярость не давали ему заснуть, во всяком случае пока. Он отчаянно пытался ослабить узлы на запястьях, вращая руками то в одну сторону, то в другую, надеясь, что, намокнув от пота и крови, выступившей из многочисленных ссадин, кожаные путы соскользнут, — но все его усилия были тщетны. Да и Тролли не оставляли без внимания своих пленников, время от времени заглядывая в телегу. Они держались поблизости, так что даже если бы каким-то чудом ему удалось освободиться от пут, убежать он все равно не смог бы.

К тому же он ни за что не бросил бы Пру на произвол судьбы. Так что попытки ослабить узлы стали для него чем-то вроде способа убить время и дать выход копившимся внутри ярости и отчаянию, которые порождали гнетущее ощущение бессилия.

Он то и дело высматривал Арика Сарна, надеясь вовлечь его в разговор и постараться узнать, что ждет их впереди. Но загадочный Тролль как сквозь землю провалился, и было неясно, когда он появится вновь, так что, поразмышляв, Пан решил, что от него помощи ждать бесполезно. Поначалу он надеялся, что раз этот Тролль знает о приключениях Ястреба и о его походе в долину, то между ними могло бы возникнуть дружеское расположение. Чувство это подогревалось тем, что Тролль разговаривал на их языке и знал общую историю. Но потом Пан понял, что выдает желаемое за действительное и видит то, чего на самом деле не было и быть не могло. Отчаяние иногда способно внушить ложные надежды. Так, скорее всего, было и сейчас.

Юноша вновь задумался над тем, знают ли Оруллианы и Фрина Амарантайн, что случилось с ними, что их увозят прочь. Но спасение казалось чем-то невероятным, и он понял, что не может всерьез рассчитывать, что друзьям это удастся. Если и существовали шансы спастись, то только вследствие его собственных усилий; Пан был уверен, что полагаться на других в таком деле — удел глупцов, а он себя таковым не считал.

Так что Пан продолжал свои попытки освободиться от пут и испепелял взглядом карауливших его Троллей, когда они очень уж назойливо пялились на него. Но в конце концов усталость взяла свое и, невзирая на то что голова Пру по-прежнему лежала у него на коленях, он заснул.

Разбудили его громкие крики и суета. Караван спускался по длинному, пологому склону на равнину, на которой среди камней, на выжженной траве в беспорядке стояли сотни палаток. Близился рассвет, и небо на востоке, над очень далекими теперь горами, окрасилось в нежные серебристые тона под тонким слоем ночных облаков. Впереди простиралась блекло-серая равнина. Отсюда не было видно ни клочка зелени — повсюду на многие и многие мили во всех направлениях тянулась голая и мертвая земля. И только Тролли — коих насчитывались тысячи — оживляли в остальном безжизненный пейзаж. Они сгрудились вокруг лагерных костров, которые уже почти прогорели к утру, и от углей к небу вздымались тоненькие струйки дыма, навевая сравнение с возносящимися душами умерших. Тролли занимались своими делами, которые, на взгляд Пантерры, были совершенно лишены цели и смысла. Собственно говоря, юноша даже не понимал, что они делают. Всего несколько воинов проводили караван любопытными взглядами, но тут же вернулись к прерванным занятиям.

Пру тоже проснулась и в страхе прижалась к нему.

— Сколько же их тут! Что они здесь делают?

Ее слова почти поглотил грохот телеги и звуки просыпающегося лагеря. Пан лишь молча покачал головой в ответ. Что бы ни задумали Тролли, вряд ли это было что-нибудь хорошее. Одно было ясно: это временный, а не постоянный лагерь. Троллей здесь была не одна тысяча, повсюду виднелись груды доспехов и оружия. Пантерра заметил странных вьючных животных, каких раньше никогда не видел. Некоторые из них имели отдаленное сходство с лошадьми, но их головы и шеи защищали многочисленные шипы. Другие были такими массивными и неповоротливыми, что напоминали стенобитные тараны; они с ног до головы были опутаны кожаной сбруей с металлическими заклепками. Третьи же как две капли воды походили на Коденов.

Юноша разглядел несколько Гончих Скэйта в загоне, обнесенном проволочной оградой высотой в добрых восемь футов, увенчанной острыми шипами. Твари, высунув языки, вплотную подошли к ограде. Они все время скулили и рычали, и та парочка, что выследила Следопытов, подбежала к ним, чтобы приветствовать собратьев. За ними неторопливо ступал их хозяин, помахивая рукой кому-то невидимому.

— Нам нельзя оставаться здесь, — прошептала Пру. — Ничего хорошего нас не ждет. Ты ведь понимаешь это не хуже меня, правда?

Разумеется, Пан это прекрасно понимал, но он знал и то, что пока изменить положение вещей ему не под силу.

— Нужно дождаться подходящего момента, — прошептал он в ответ, впрочем, расчитывая только на чудо.

Телега с пленниками катила между палатками, и со всех сторон ее обступили Тролли, которые наконец-то обнаружили кое-что интересное. Со всех сторон прибывали все новые и новые зрители, привлеченные громкими криками своих товарищей. Пантерра и Пру прижались друг к другу, сидя в центре телеги, и пытались увернуться от многочисленных рук, которые хватали их за одежду, и не обращать внимания на запахи пота и горячего дыхания, волнами накатывающие на них. Тролли смеялись и шутили, переговариваясь друг с другом, а один из них даже выхватил нож и стал угрожающе замахиваться им на юношу и девушку, кривляясь и что-то выкрикивая.

Пантерра принялся брыкаться, стараясь отогнать зевак. Чья-то крепкая лапища ухватила его за ногу и подтащила к краю телеги, оторвав от Пру.

— Пан! — донесся до него ее отчаянный крик, а в следующую секунду его голова со стуком врезалась в деревянный борт и перед глазами у него все поплыло.

Но через несколько минут Тролли отступили — их оттеснили стражники, и Арик Сарн, склонившись над пленниками, развязал путы на их ногах и, опустив задний борт, помог им выбраться из телеги. Поначалу они едва могли стоять — ноги затекли от веревок и неудобного положения и отказывались держать их. Тролль рывком подхватил их обоих — он оказался еще сильнее, чем можно было предположить, — и кровь начала возвращаться в онемевшие конечности, вызывая в них болезненное покалывание. Стражники выстроились в два ряда, и Арик Сарн повел пленников через лагерь к большому шатру, высившемуся в самом центре лагеря. Он втолкнул их в его темное нутро, обрезав доносившиеся снаружи крики.

— Побудьте пока тут, — проворчал он, подводя их к шесту в задней части шатра, которая была отделена тяжелым занавесом от передней.

Словно в подтверждение того, что выбора у них нет, он усадил их на землю спинами к шесту, а на лодыжках замкнул кандалы, не позволявшие им двинуться с места.

После этого он развернулся и, больше не говоря ни слова, вышел из шатра.

Скованные кандалами, они провели у шеста несколько часов, даже умудрились заснуть. Снаружи звучал неумолчный, хотя и приглушенный, шум лагеря, но в шатер никто не заходил. Пан перестал издеваться над собственными запястьями, поскольку теперь, с кандалами на ногах, освободиться самостоятельно было совершенно невозможно. После недолгого размышления он решил, что им остается только надеяться на возвращение Арика Сарна.