Меня это укололо, и я сказала:

– Это неправда.

– Ты попыталась спрятать окровавленные вещи. И проделала все довольно неумело. Когда ты встаешь утром, ты одеваешься в ложь и держишь ее поближе к себе. Однажды ты проснешься, и тогда даже ты не сможешь понять, где правда. – Она подтянула колени ближе к телу. – Так что… рассказывай. Расскажи мне.

Я униженно уставилась на свои сложенные руки:

– Рук напал на кого-то. Он… Он сказал мне, тот мужчина этого заслуживал.

– Хорошо. – Мария пожала плечами. – Спасибо, что рассказала то, что, как я понимаю, было продолжением истории. Но я не верю, что ты могла совершить нечто настолько неподобающее, как пойти посреди ночи к парню в спальню без какой-то причины. Тебя что-то туда привело. Что?

А она хваткая. Правда кипела у меня внутри. Я хотела, чтобы Мария узнала о Ре́леме, но она могла использовать это против меня, пытать меня этим знанием. Нет, я не могла доверять ей. Я никому не могла доверять.

Рука надо защищать, правда обо мне причинит ему боль. Магнус был слишком необузданным и свободным, чтобы сохранить такой секрет. А отец Блэквуда был напрямую вовлечен в то, что мой отец превратился в монстра, поэтому его я точно не могла обременять. Я…

Я была совсем одна, и было такое чувство, что я живу в стеклянном ящике, меня видно со всех сторон, но до меня невозможно дотронуться. Я закончу так же, как Микельмас, который врет о собственной идентичности даже близким, если они у него есть, врет мне о своем чертовом прошлом. О нет…

Я закрыла лицо руками, и Мария осторожно коснулась моего плеча.

– Расскажи мне, – прошептала она. – В чем дело?

Я стояла перед выбором. Правда или ложь. Безопасность или риск. Я врала Агриппе. Соврать и его дочери?

Я рассказала ей все.

О Микельмасе и астральной плоскости. Об отце Блэквуда и Ре́леме. Когда часы пробили шесть, я все еще говорила. К тому времени, как я закончила, Мария так побледнела, что ее веснушки резко обозначились на белой коже.

– Так что видишь, – закончила я, – это была интересная ночь.

Правда повисла между нами, как живое существо, которое могло укусить… или нет.

– Теперь я понимаю, что произошло, – задумчиво произнесла она.

Мой истерический смех превратился в икание.

– Никто не должен узнать…

Я дала этой девушке власть уничтожить меня. Но, посмотрев в ее глаза, я верила ей. Не потому, что это были глаза Агриппы, но потому, что это были глаза Марии.

Она кивнула.

– Так как у меня тоже есть проблемы с отцом, сомневаюсь, что я кому-то скажу. – Она намотала локон на палец. – Что ты собираешься делать с… Ре́лемом?

Я уставилась на свои сцепленные пальцы.

– А что бы сделала ты?

– Первичные инстинкты подсказывают, что ты должна держаться от него как можно дальше. Но опять же, ему не обязательно было загораться или рассказывать тебе о Микельмасе. Раз он сказал тебе правду, наверное, он чего-то хочет. Позаботься о том, чтобы ты узнала, что именно.

Что же я могла сделать?

– Похоже, меня поймали в ловушку.

– Да, – улыбнулась Мария. – Но тебя поймали не одну. Верь в свою силу и верь в мою.

На этих словах мы пожали друг другу руки.

Я лежала в постели, когда колокола начали бить полночь. После дня хождений вдоль барьера у меня на ногах вздулись волдыри. Мы с Блэквудом только что вернулись домой после патрулирования, настолько усталые, что бросились наверх спать, даже не сказав друг другу «спокойной ночи». Весь день мы провели, топая по щиколотку в грязи и обходя барьер по периметру, чтобы выискать в нем уязвимости. Уайтчёрч заставил всех свободных чародеев принять участие, включая меня, даже несмотря на мое дежурство на рассвете. Но я бы не смогла часами напролет просто сидеть. Не сахар, конечно, но я была благодарна, что меня отвлекли от моих мыслей. Я должна была немедленно заснуть, однако сон не шел.

Страх переборол усталость.

Саше с травами осталось лежать на моем туалетном столике рядом с расческой из слоновой кости. От одной мысли об астральной плоскости у меня все сжималось в животе, но Мария была права. Наверное, он чего-то хочет. Позаботься о том, чтобы ты узнала, что именно.

Когда двенадцатый, и финальный, удар превратился в ночное эхо, я закрыла глаза. Через некоторое время я начала засыпать…

И снова мир вокруг меня стал серым, туман не был ни холодным, ни теплым. Я ждала целую минуту, и каждая секунда накручивала меня все больше. Да где же он, наконец?

– Ты вернулась… – К его вкрадчивому тону надо было привыкнуть.

Ре́лем терпеливо ждал, его кровь снова заливала красивую рубашку. Инстинкт кричал, чтобы я проснулась, но я заставила себя оставаться спокойной.

Это был мой единственный шанс.

– Я хочу поговорить с Уильямом Хоуэлом, – сказала я.

Его бескожее лицо вмиг переменилось, мускулы напряглись, жилы вытянулись. Когда его рот растянулся в улыбке, это не могло быть ничем иным, кроме радости.

– Дитя мое!

Он раскрыл объятия, чтобы заключить меня в них. Но я увернулась: когда к тебе подходит освежеванный монстр, расчетливые мысли сразу пропадают. Разозлит ли его моя реакция?

Нет, он только провел рукой в перчатке по своей окровавленной голове. Какой… человеческий жест!

– Конечно, ты все еще не уверена. Я прошу прощения.

Я прошу прощения. Как будто все это было естественно.

– Подумала, мы можем поговорить.

Черт, даже мне показалось, что это звучит неуклюже. Но Ре́лем, казалось, просто горел желанием поговорить.

– Значит, ты встретилась с колдуном? – Его голос стал резким, когда он упомянул Микельмаса. Но теперь я прекрасно понимала, почему Ре́лем его ненавидит.

Как мне к этому подступиться? Наорать на него, сказать, что он ублюдок? Все это были отличные дороги в никуда. Я хотела узнать, что у него на уме, а чтобы сделать это, мне нужно втереться в доверие.

У меня не было опыта общения с родителями. Я видела, как Магнус разговаривает со своей матерью. Дома он выглядел защищенным окружающей его любовью.

Сделай так, чтобы он захотел тебя защищать. Заставь его страстно захотеть потворствовать тебе.

Я читала в романах о девушках, которые могли вить из своих отцов веревки. Как они этого добивались?

Для начала, будь доброй, но не приторно сладкой. Он что-то заподозрит, если ты неожиданно превратишься в паиньку.