— Может, потом.

— Дело твое.

Она осторожно пошла по тропинке в конец двора, чувствуя, что мальчики смотрят ей вслед. Возможно, они над ней смеялись.

Неужели она весь вечер так и будет нервничать?

— Ну ты и расфуфырилась.

Ричи сидел на перевернутом ящике из-под молока. На нем была та же футболка, в которой она видела его днем.

— Ты тоже постарался.

Он рассмеялся. Рядом с ним на другом ящике сидел Ник Серсик. Волосы он с помощью геля пригладил назад. Одет он был в самую обычную рубашку и костюмные брюки, которые были ему велики. От него за версту несло лосьоном после бритья. Когда она приблизилась, он пробормотал что-то, очевидно поздоровался с ней, а потом резко встал с ящика и предложил ей место. Они все трое посмотрели на ящик. На его пыльной поверхности остался отпечаток от штанов Ника. Он опять пробормотал что-то, потом поднял с земли свой джемпер и застелил им ящик.

Конни была тронута. Ник проявлял галантность. Это слово она встречала в книгах, но ей еще не представлялся случай употребить его. Она села:

— Спасибо, Ник. Ты весьма галантен.

Ричи фыркнул. Она показала ему язык. От костра исходил жар. Она спустила с плеч шаль, скомкала ее в руках. Перегнувшись, схватила сигарету из пачки Ричи, лежавшей у него в ногах.

Ник, опять все так же резко, повернулся и пошел прочь.

— Что с ним?

Ричи пожал плечами:

— Не знаю. Может, в туалет захотел.

— Он славный парень, но…

— Но что?

— Сама не знаю… — Конни пыталась подобрать верные слова. Казалось, у нее плавятся мозги; и даже сидя у костра, она вдруг начала мерзнуть. Она вновь накинула шаль на плечи. «Экстези» наконец-то начинал действовать. — Не знаю… он нервничает все время. И меня заставляет нервничать.

— Мы попробовали волшебные грибы. Он немного прибалдел. — Ричи похлопал себя по карману. — Хочешь?

— Не-а, я уже приняла таблетку.

— Что-то приличное?

У нее теперь стучали зубы, спина онемела, ее немного тошнило. Она жалела, что пришла на вечеринку в своем вычурном платье, в котором она не могла улечься на траву, чтоб полюбоваться ночным небом. А как было бы здорово сейчас лечь. Она увидела бы такую красоту! Отблески огня, мерцание звезд сквозь листву эвкалиптов. Она попыталась ответить Ричи, но сумела лишь рассмеяться. И он рассмеялся в ответ. От этого она сама захохотала еще громче.

— Вполне, — наконец-то удалось выдавить ей. Да, таблетка оказалась замечательная, отличная. Ее больше не тошнило. Теперь ей было чертовски хорошо.

— Мое тоже.

Они снова захохотали. Ричи остановился первым. Принял серьезный вид.

— Что такое?

— Кон, ты — мой самый лучший друг.

— А ты — мой.

— У тебя язык заплетается.

— У тебя тоже.

И они опять покатились со смеху.

Вернулся Ник Серсик. Сел на траву скрестив ноги. Конни с Ричи постепенно успокаивались. Конни хотелось лечь. Ей было завидно, что Ник в дешевых брюках. Вид у него был отстойный, зато ему было удобно.

— Жаль, что я не в джинсах. Чувствую себя полным дерьмом.

Ник царапал по земле веточкой:

— Все только и говорят, как здорово ты выглядишь. Все до одного.

Он не мямлил. Головы не поднимал, от занятия своего не отрывался, но не мямлил. Он был славный парень — не заносчивый, не наглый, не подлый. Поэтому все остальные мальчишки подшучивали над ним, а девчонки — смеялись. Они это делали не со зла, но их неумышленная жестокость ранила. Не отдавая отчета своим действиям, она кончиками пальцев коснулась его рыжих волос. Он вздрогнул.

— Прости.

Ее словно током ударило.

— Ничего.

— Мне нравятся рыжие волосы.

В самом деле? Ей нравятся его рыжие волосы.

— Рыжее, чем у Ника, не бывает.

Ник поднял голову; его лицо заливал густой румянец.

— Заткнись, — огрызнулся он на Ричи. — Ты тоже рыжий.

— Черта с два. Я, приятель, то, что называется, рыжеватый блондин.

Они замолчали. Конни подумала, что ей следует как-то разрядить атмосферу, но, в сущности, ей было все равно. Она с интересом наблюдала за происходящим на вечеринке. Джордан, вероятно, перенастроил проигрыватель, потому что сразу же за музыкой «Кайзер чифс»[75]и «Крафтверк»[76]двор сотрясли ударные и гитара «Уайт страйпс»[77], исполнявшей песню «Seven Nation Army». Рядом с ней Ник и Ричи стали спорить о том, какой из альбомов этой группы лучше — «Elephant» или «De Stijl». Гектору нравилась музыка «Уайт страйпс». Фигня. Люди его возраста «Уайт страйпс» не любят. Конни заметила, что у бассейна Али закурил еще одну сигарету с марихуаной. Она встала.

— Пойду в дом, — она улыбнулась Нику. — Спасибо, что уступил мне место. Ты настоящий джентльмен.

Это прозвучало чопорно. Должно быть, из-за платья.

Проходя мимо бассейна, она взяла сигарету из руки Али. От него тоже пахло лосьоном, но запах был нерезкий, дымный — так, ей казалось, должна пахнуть курительная трубка. Она быстро сделала две затяжки и вернула сигарету Али. Их пальцы соприкоснулись. Грудь под его майкой была гладкая и мускулистая, как и его руки. Интересно, он что, бреется? Ведь у ливанцев всюду волосы растут.

— Спасибо.

Али что-то тихо сказал по-арабски.

— Что это значит?

Он не ответил. Конни пожала плечами и направилась к Дженне с Тиной. Те сидели за столом, слушали спор о политике, которые вели Линин и Тара. Конни села на колени к Дженне. Линин был разъярен тем, что Тара, собираясь впервые принять участие в выборах, намеревалась отдать свой голос за Либеральную партию. Тряся головой, он называл ее нравственной идиоткой. Она в ответ кричала: а за кого же голосовать, скажи на милость? За кого?! Девочки тоже стали кричать, требуя, чтобы они оба заткнулись. Коста с Блейком начали скандировать: «Туфта, туфта, туфта». Конни шепнула Дженне на ухо: «Пойдем». Девочки кивнули Тине, и все трое поднялись из-за стола.

Они задвинули за собой дверь, ведущую с веранды на кухню. Дженна взяла подруг за руки и повела их в дом. Они миновали родительскую спальню, гардеробную комнату и вошли в ванную. Конни оглядела помещение: белая плитка, в центре синяя эмалированная ванна под старину на железных ножках, зеркало во всю стену.