– Вот деньги! – крикнула она Константину. – Отпусти Максима, как договаривались!

Бандит замешкался, и Оксана повторила:

– Отпусти его, а то утоплю деньги, и фиг ты их найдешь!

Константин все еще медлил.

– Тут внизу водозабор, – проговорила Оксана и сделала вид, что собирается выпустить мешок. – Деньги затянет в трубу, и тогда можешь с ними попрощаться! Будешь их месяц разыскивать по канализации...

– Да отпускаю я его, отпускаю! – Константин поморщился, но махнул своим подручным. Те отпустили Максима и для верности подтолкнули в спину.

Максим несколько секунд постоял в растерянности, но потом пришел в себя и бросился к двери.

Как только муж исчез в служебном коридоре, Оксана бросила мешок с деньгами на край бассейна, но не рядом с бандитами, а в сторону, а сама поплыла по дорожке.

Константин бросился к мешку, поспешно развязал его и увидел чемоданчик. Открыв его и убедившись, что деньги на месте, он повернулся к бассейну.

Оксаны не было видно на поверхности воды.

– Блин, куда она подевалась? – Константин оглядел своих подручных. – Кто-нибудь видел?

Бандиты в смущении переглядывались: все столпились вокруг босса, увлеченно рассматривая обретенные деньги, и никто не заметил исчезновения девушки.

– Костян, – проговорил Вовчик. – Я тебе точно скажу – из бассейна она не вылезала, я бы заметил!

– Заметил! – огрызнулся Константин. – Ни черта бы ты не заметил! Ты бы группу захвата у себя под носом не заметил!

– Да вот же она! – один из бойцов показал на дальний край бассейна. Там из воды показалась женская фигура в ярком купальнике.

В ту же секунду прогремел выстрел, раскатившись под сводами бассейна сотней гулких отзвуков. Фигура в купальнике дернулась и обмякла, покачиваясь на поверхности вниз лицом. По воде вокруг нее расплылось красное облако.

– Кто стрелял?! – раздраженно крикнул Константин, оглядывая свое воинство. – Кто, блин, стрелял без команды?

Бандиты переглядывались, пожимали плечами.

Вдруг в дальнем конце помещения раздались быстрые шаги, и усиленный мегафоном голос прокричал:

– Всем сложить оружие и стоять с поднятыми руками!

– ОМОН! – испуганно вскрикнул Вовчик. – Уходим! Зря ты, Костян, насчет группы захвата высказался! Сглазил, блин! Не иначе этот урод-охранник их вызвал!

– Повторяю, всем сложить оружие и поднять руки! При отказе подчиниться будем стрелять на поражение!

– Ага, так мы и сдались, ищи дураков! – прошипел Константин и скомандовал: – Уходим, пацаны! Черт с ней, с девкой этой, все равно ее надо было пришить!

Бандиты, пригибаясь и отстреливаясь, перебежками бросились к служебному выходу. Вслед им несколько раз выстрелили, но серьезного преследования не было.

Когда бандиты разбежались и стрельба стихла, человек с мегафоном вышел из укрытия в сопровождении нескольких бойцов в черной униформе, подошел к краю бассейна и пригляделся к покачивающейся на воде женской фигуре.

– Что-то не то... – проговорил он. – Агафонов, ну-ка, достань потерпевшую!

Один из омоновцев положил на бортик автомат и прямо в одежде прыгнул в воду. Подплыв к безжизненному телу, он перевернул его. Все присутствующие увидели кое-как прорисованные, широко открытые глаза, поднятые брови и яркие губы бантиком.

– Кукла! – удивленно проговорил командир группы. – Резиновая кукла из секс-шопа!

* * *

С вечера на городской площади стучали топоры плотников. Горожане сидели по домам, а если приходилось выйти, стороной обходили площадь. Все знали, что там плотники сколачивают помост для завтрашней казни.

Наутро, однако, любопытство взяло верх над страхом, и с раннего утра начали собираться зрители.

К полудню на площади появился епископ в праздничном облачении, окруженный приближенными. Наконец, скромно опустив глаза, вышел брат Бернар в грубом монашеском плаще. За ним четверо ландскнехтов вели фрау Ситтов.

Простоволосая, в разорванном платье, она шла, спотыкаясь и испуганно оглядываясь по сторонам. На груди у нее висела дощечка, на которой крупными буквами было начертано:

«Я – ведьма».

Горожане расступались перед скорбной процессией, перешептывались за спиной Маргариты. Фрау Визель плюнула ей вслед, но никто ее не поддержал.

Наконец Маргариту ввели на помост, привязали к столбу. Подручные палача сложили у ее ног вязанки хвороста.

Когда все было готово для казни, брат Бернар поднялся на помост и обратился к Маргарите:

– Последний раз призываю тебя, прими протянутую руку матери нашей католической церкви, признайся в том, что ты вступила в греховное сношение с Дьяволом, в том, что посещала шабаш, совершала мерзкие сатанинские обряды! Признайся в том, что вредила честным христианам, своим почтенным соседям, вызывая грозу и неурожай, наводя порчу на них самих и на их скот!

Маргарита подняла бледное, заплаканное лицо и проговорила:

– Мне не в чем признаваться, святой отец! Я не совершала того, о чем ты говоришь! Я добрая христианка, воспитанная в истинной вере, я исправно посещала исповедь, принимала причастие...

– Ты оскверняла причастие своими греховными устами! – воскликнул инквизитор. – Ты недостойна поминать самое имя Божие! Церковь милостива – но ты недостойна милости! Ты не хочешь каяться – так нет же тебе прощения!

Инквизитор повернулся к епископу и проговорил смиренным голосом:

– Еретичка не желает раскаиваться. Церковь в моем лице отступается от нее и передает в руки светской власти. Церковь бесконечно милостива и не казнит даже злостных еретиков, но светская власть должна строго наказывать их, дабы своевременно искоренить сию заразу, пока не взошли обильные всходы среди нашей паствы!

С этими словами он сошел с помоста, а епископ, повернувшись к палачу, подал ему знак.

Палач, который на протяжении речи инквизитора стоял в стороне, взял заготовленный факел, зажег его кресалом, поднялся на помост и поднес пламя к хворосту.

Зрители как зачарованные следили за происходящим.

Пламя в одно мгновение охватило хворост. Маргарита закричала от боли, лицо ее исказила страшная судорога. Из пламени донесся ее жалобный голос:

– Святая Урсула, спаси меня! Небесная моя заступница...

Это были последние ее слова: Маргарита задохнулась дымом, уронила лицо на грудь и замолкла.

* * *

В центре Петербурга, неподалеку от Литейного моста, стоит большое мрачное здание, известное всему городу. На третьем этаже этого здания, на той его стороне, которая обращена окнами к Неве, расположены большие, внушительные кабинеты. В каждом из этих кабинетов непременно имеется огромный стол, за которым свободно могут разместиться двенадцать-пятнадцать человек. На каждом таком столе стоит несколько старомодных телефонов.