Николай посмотрел на ячеистый потолок и медленно выдохнул.

– Думаю, я могу все исправить, – наконец произнес он. – Я давно знаю, что Равка сломана, видел, как она, в свою очередь, ломает людей. Войны не прекращаются. Трудностям нет конца. Но мне почему-то верится, что я сумею превзойти всех королей прошлого и выправить положение в этой стране. – Он покачал головой и рассмеялся. – Верх самонадеянности.

– Меньшего я от тебя и не ждала, – ответила Зоя, но в ее голосе не было злой иронии. – Зачем ты отослал Нину?

– Что?

Вопрос застал его врасплох. И вопрос, и взволнованная торопливость, с которой Зоя произнесла эти слова, словно сделала это через силу. Она не смотрела на него, отворачивалась.

– Мы чуть не потеряли ее. Едва сумели вернуть. А ты снова подвергаешь опасности.

– Нина – солдат, – сказал Николай, – и солдатом ее сделала ты, Зоя. Сидеть во дворце без дела и думать только о своем горе – тоже плохо.

– Но здесь она была в безопасности.

– Которая ее убивала. – Николай устремил на Зою серьезный взгляд. – Ты простишь мне мое решение насчет Нины?

– Не знаю.

– Я не прошу тебя простить меня за то, что произошло на колокольне…

– Ты заговорил, – медленно произнесла Зоя. – В ту ночь в Балакирёве. Ты назвал меня по имени.

– Но… – Николай выпрямил спину. Насколько ему известно, монстр прежде не владел речью, ни во время войны, когда в первый раз оказался в его теле, ни теперь, после возвращения. После того как Дарклинг вселил в него эту сущность, Николай, даже напрягая всю свою волю, не мог читать или разговаривать, и это было одной из самых мучительных особенностей трансформации. – Может, это добрый знак. Может быть, мое сознание пытается пробиться на поверхность. Сегодня…

Зоя покачала головой.

– Речь не была похожа на твою.

– Ну, в этом облике…

– Ты разговаривал, как он.

Николай немного помолчал.

– Я бы сказал, что причиной тому мог быть страх или игра воображения… – Он поймал гневный взгляд Зои. – Но не хочу схлопотать оплеуху.

– Понимаю, звучит нелепо. Да, это мог быть страх или возбуждение от схватки, но я действительно была уверена, что ты хочешь меня убить. Тобой двигал не просто голод, а что-то вроде умысла. – Зоя стиснула кулаки, прижала их к бедрам. – Тебе нравилось меня пугать.

Николай хотел сказать, что ни в коем случае не причинил бы ей вреда, что сумел бы остановить внутреннего монстра, однако предпочел не унижать ни себя, ни Зою этой ложью.

– Возможно ли такое? – вместо этого вслух задался вопросом он. – Могло ли сознание Дарклинга каким-то образом выжить вместе с его силой?

– Надеюсь, нет. – Зоя разжала кулаки. – Надеюсь, в песках Каньона нас ждет терновый лес, а все разговоры о магических ритуалах и боевых монахах не окажутся пустыми сказками. Но если лекарства нет и сущность в твоем теле – не просто проклятье, насланное Дарклингом, если он пытается использовать тебя, чтобы снова проникнуть в этот мир…

В свете лампы сапфировые глаза Зои грозно сверкали. Николай почувствовал всю глубину терзавшей ее утраты, всю боль, которую она так тщательно скрывала.

– Тогда, Николай, прежде, чем это случится, я пущу тебе в голову пулю.

Правители Равки любили власть больше, чем свой народ. Такая вот болезнь. Зная об этом, Николай поклялся не поддаваться недугу, быть другим королем. И все же сомневался, сможет ли в назначенный час отойти в сторону, отказаться от трона, за который сражался так долго и так яростно. Но если он позволит монстру подавить в нем человека, это будет означать поражение. Значит, нужно отбросить свои сомнения и свои желания. Он постарается быть сильным. А женщина, что сидит напротив, позаботится о том, чтобы король Равки защитил Равку. Даже от самого себя.

Николай взял Зою за руку и поцеловал тыльную сторону ее ладони.

– Моя безжалостная Зоя, в этом случае я сам заряжу пистолет.

Нина и Ханна дремали по очереди, прижимаясь друг к другу плечами и притворяясь перед «охранниками» крепко спящими. Чтобы усталость не свалила обеих сразу, девушки обменивались вопросами: любимый десерт? любимая книга? любимое занятие? Нина узнала, что Ханна обожает булочки с заварным ванильным кремом, имеет тайное пристрастие к популярным в Кеттердаме романам-«страшилкам» – чем больше крови, тем лучше, – хотя переводы достать трудно, и что она любит… шить.

– Шить? – недоверчивым шепотом переспросила Нина, вспомнив, как вчера вечером Ханна выехала на опушку с винтовкой в руке. – Я думала, ты любишь охоту, разные хулиганские проделки и… – она сморщила нос, – природу.

– Это полезный навык, – попыталась оправдаться Ханна. – Кто штопал носки твоему мужу?

– Я, конечно, – соврала Нина. Хотя солдатам полагалось уметь обращаться с иголкой и ниткой, она этому так и не научилась и всегда ходила в дырявых носках. – Но мне это не нравилось. Мать-хранительница наверняка одобрила бы твою любовь к шитью.

Ханна прислонилась головой к стене. Волосы у нее высохли и теперь кудрявились крупными волнами красного золота.

– Как бы не так. Рукоделие – вот занятие для утонченных дам, а шитье и штопка – удел прислуги. Так же как вязание и стряпня.

– Ты умеешь готовить? – удивилась Нина. – Интересная ты штучка.

Утром она приветствовала всех мужчин сияющей улыбкой и настоятельно рекомендовала заглянуть в гости к Леннарту Бьорду по пути через Оверъют.

– Мы можем вас проводить, – предложил бородач.

– О, это было бы чудесно, – пропела Нина, скрипнув зубами.

К ее удивлению, Ханна решила подыграть.

– Да, да, чудесно! Только сначала нужно заехать в монастырь к сестрам-хранительницам, где мы должны исполнить епитимью. За скромную плату сестры охотно проведут скад над любым гостем мужеского пола.

Нина читала про религиозный обряд, именуемый скадом. Во Фьерде прохождение обряда служило признаком мужественности, однако для некоторых он оказывался смертным приговором. Ритуал включал в себя трехмесячное воздержание и символическое омовение в щелоке для очищения духа.

Бородач побледнел.

– Мы проводим вас до Гефвалле, а потом нас ждут дела в… в другом месте.

– Да-да, – подтвердил его приятель с клочковатыми бровями. – У нас много дел.

– Как нам найти дом Леннарта Бьорда? – осведомился еще один фьерданец, выходя вместе с девушками.

Землю покрывал толстый слой снега; правда, под лучами восходящего солнца он уже начал подтаивать. Бешеные порывы ветра сменились слабым дуновением – Бандит выдохся.

– Езжайте к главной площади Оверъюта, – сказала Нина. – Как увидите самый шикарный особняк на всем бульваре, это он и есть.