Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это незамысловатое и откровенное предисловие сопровождалось гомоэротическими картинками, исполненными забавного и безыскусного сладострастия. Юити с любопытством разглядывал сцену за сценой. Сюнсукэ вспомнил мальчика с таким же именем Тюта из повести «Разбитая тушечница», в которой рассказывалось, как один милосердный принц взял на себя вину семьи своего вассала. У него была такая сила характера, что до конца дней своих он не проронил ни слова, но по этому краткому повествованию можно понять, что его связывала какая-то клятва. Вероятно, это имя — Тюта — стало нарицательным в Средние века и вызывало у людей той эпохи двусмысленную улыбку…
Эти академические ребусы не выходили из ума Сюнсукэ, когда они возвращались на таксомоторе. Когда они неожиданно столкнулись с четой Кабураги в фойе гостиницы, все праздные мысли тотчас вылетели из его головы.
— Вы удивлены? — вопрошала госпожа Кабураги, вынимая руку из норкового манто.
Из-за ее спины с натужным спокойствием поднялся Нобутака. Эти пожилые люди неуклюже замялись. Один только Юити чувствовал себя раскованно. Он вновь с легкостью уверился в своей экстраординарной силе.
Поначалу Сюнсукэ не мог сообразить, что на уме у этих голубков. Раздумывая над первым впечатлением от этой встречи, он напустил на себя величаво-натужный вид — что случалось с ним всегда, когда он витал в облаках. Раскусить эту парочку ему помогла профессиональная проницательность новеллиста: «Сколько знаком с ними, а такими дружными вижу их впервые. Похоже, что сообщники плетут козни».
А фактически чета Кабураги сблизилась совсем недавно. Возможно, из чувства неловкости, что каждый из супругов использовал другого ради того, чтобы поживиться Юити; или, возможно, из взаимной услужливости и благодарности эти сообщники стали более обходительными друг с другом, чем когда бы то ни было. Муж с женой, невозмутимые, владеющие собой, засиделись по разные стороны котацу[47]до глубокой ночи — матримониальный дуэт, будто воссоединившийся на почве обоюдного размягчения мозга; они обменивались скучающими взглядами, почитывали то газеты, то журнальчики; зазвучи под потолком какая мошка, они одновременно смотрели туда, встречались глазами и щерились в улыбке.
— В последнее время ты стала нервной.
— И ты тоже.
После этого обмена репликами они впадали без внятной причины в смятение, не в силах совладать с собой некоторое время.
И еще одна невероятная метаморфоза случилась с госпожой Кабураги: она сделалась прилежной хозяюшкой, и в те дни, когда Юити наведывался к ним по делам фирмы, ей обязательно нужно было хлопотать по дому, чтобы угостить его сладостями собственноручного приготовления или всучить ему вязаные носки.
Смешнее некуда было для Нобутаки застать свою жену за вязанием, и, воодушевленный ее трудами, он нарочно прикупил для нее ворох шерстяных импортных ниток, зная наверняка, что она рано или поздно свяжет для Юити жакет, и тоже заделался добрым муженьком, держал мотки обеими руками, пока жена сматывала пряжу в клубки. Холодная сладость этих занятий была ни с чем не сравнимой.
Хотя чувства госпожи Кабураги стали уж больно очевидными, она до сих пор не получила ни малейшего дивиденда от своей любви, однако душа ее оставалась при этом безмятежной и просветленной. Во взаимоотношениях между супругами возникло нечто противоестественное: она запаздывала в любви, а он даже не старался уязвить свою супружницу этим неуспехом.
Ее непоколебимое спокойствие поначалу страшно нервировало Нобутаки. Он подумал, что жена и Юити, вероятно, уже успели схлестнуться на любовном поприще. Правда, спустя некоторое время он понял, что опасения его были мнимыми. Ее непривычная манера скрывать от благоверного свои сердечные переживания — жена поступала так инстинктивно только в том случае, если и впрямь по-настоящему влюблялась, — была родной сестрой эмоций Нобутаки, вынужденного тщательно хоронить в своем сердце любовь по причине ее постыдности, ее горестности, ее безжалостности, ее запретности. Из-за этого в итоге Нобутака иногда оказывался во власти рискованного искушения: его так и подмывало посплетничать с женой о Юити; и если жена перехваливала красоту Юити, он впадал в беспокойство по поводу того, чем это занимается Юити по будням; и как заурядный муж, ревнующий к любовнику свою жену, он скверно отзывался о нем. Когда они прослышали о внезапном путешествии Юити, муж и жена сплотились еще крепче.
— Давай поедем за ними в Киото, — предложил Нобутака.
Как ни странно, жена сразу сообразила, в чем тут дело. С утра пораньше на следующий день они ринулись вслед за беглецами.
Вот при таких обстоятельствах супруги Кабураги столкнулись с Сюнсукэ и Юити в фойе гостиницы «Ракуё».
Юити заметил, как в глазах Нобутаки мелькнула тень раболепия. Его нотации утратили вес благодаря этому первому впечатлению.
— Ты, собственно, что думаешь по поводу своей секретарской должности? Где это видано, чтобы президент фирмы вместе с женой кидался на поиски сбежавшего от них секретаря? Ты уж поберегись! — Нобутака внезапно повернул голову к Сюнсукэ и продолжил с нейтральной учтивой улыбочкой: — Господин Хиноки, а вы еще тот искуситель, преуспели в своем искусстве!
Госпожа Кабураги и Сюнсукэ попеременно заступались за Юити, однако тот даже извинения не попросил, только бросил в сторону Нобутаки ледяной взгляд. Из-за гнева и волнения Нобутака не выдавил из себя больше ни слова.
Время близилось к ужину. Нобутака предложил поесть в городе, но все остальные сказались утомленными и не захотели тащиться по промозглым улицам. Тогда они поднялись в ресторан на шестом этаже и уселись вокруг стола. Госпоже Кабураги очень подходил шикарный клетчатый костюм в мужском стиле, а легкая усталость придавала ее лицу несказанный шарм. Цвет ее лица был чуточку подпорчен. Кожа ее была задрапирована белилами «гардения жасминовая». Счастье — это чувство легкого опьянения, легкого недомогания. Знал, знал Нобутака, благодаря чему лицо его жены приобрело такой лирический флер. Юити не мог не почувствовать, что все эти трое взрослых людей так беспечно могли свернуть с накатанной дорожки здравого смысла по его же милости, а теперь еще и пренебречь его персоной. И Сюнсукэ, который, например, без спросу умыкнул юношу невесть в какое странствие из конторы, где тот уже работал, хоть и временно. И супруги Кабураги, которые помчались вслед за ними в Киото, как будто они делали это каждый божий день. Каждый из них принуждал другого оправдать свой поступок. Нобутака, например, отговаривался тем, что приехал сюда, потому что об этом просила его жена. Если взглянуть разок холодными глазами на предлоги, которые собравшиеся выкладывали друг перед другом, то было видно, что звучали они уж больно неестественно. Нетрудно было заметить, что все четверо за этим столом, каждый в своем уголку, держались за одну тоненькую ниточку паучьего кружева.
От выпитого «Куантро» они захмелели. Юити воротило от позы Нобутаки — позы человека великодушного и с широкими взглядами; его воротило от мальчишеского тщеславия Кабураги, с которым тот похвалялся перед Сюнсукэ, прославляя свою супружескую почтительность, — именно по воле жены он нанял Юити личным секретарем и по ее настоянию якобы предпринял это путешествие.