– Отведите меня к нему! – звонко потребовала Варя. – Ему нельзя пить, совсем.

– Ну, если женщина просит… – Комиссар развёл руками и приглашающе мотнул головой. – Пошли.

– У вас по двору страшная чёрная собака бегает.

Она меня не покусает?

– Не, – заверил её Суля. – Рокки нас слушается… Иди сюда, Рокки. – Пнув приблизившегося пса ногой в морду, он победно захохотал:

– Вот видишь?

У нас полное взаимопонимание.

Ротвейлер, отпрянув, глухо заворчал. Продолжая смеяться, Суля поднял с земли обломок кирпича и запустил его в Рокки, угодив ему прямо между ушами, прижатыми к башке. На этот раз пёс даже не огрызнулся, лишь смерил обидчика злопамятным взглядом, прежде чем потрусить прочь.

Суля и Комиссар, изображая полное безразличие, дождались, пока девчушка приблизится, а потом незаметно отрезали ей пути к бегству. Один шагал впереди, поминутно оглядываясь через плечо, второй замыкал шествие, пытаясь на глаз определить, какого покроя трусики носит гостья под своей лёгкой юбчонкой.

Все трое вошли в дом, и здесь Варе было предложено подняться по узкой лестнице первой. Она подчинилась и тотчас пожалела об этом, ощутив на своих проворно пересчитывающих ступеньки ногах горячее дыхание парней. Было такое впечатление, что идущий следом так и норовил занырнуть с головой ей под юбку.

– Где папа? – спросила она, очутившись наверху.

Здесь царили следы бурного застолья, продолжавшегося, возможно, не один день. Несмотря на распахнутые окна, в комнате стоял неприятный запах алкогольных паров и табачного дыма.

– Ванька, ку-ку! – дурашливо крикнул Суля. – Ты куда спрятался, чувачок?

– Под стол, наверное, – предположил Комиссар с нехорошей улыбкой на губах.

Варя начала понимать, что попала в скверный переплёт. Ещё на что-то надеясь, она потребовала, притопнув ногой:

– Немедленно отведите меня к папе! Вы слышите?

– Теперь мы у тебя будем папами, – игриво сказал Комиссар. – Сколько бабок тебе отвалить за удочерение?

– Вы с ума сошли? За кого вы меня принимаете? – Варя попятилась к лестничному проёму, но парни сошлись плечом к плечу, преграждая ей дорогу.

Суля с вальяжной медлительностью извлёк из кармана объёмистый «лопатник», распахнул его и продемонстрировал соседке, что он полон купюрами неизвестного достоинства.

– Я плачу, – заявил он.

– Мы платим, – поправил товарища Комиссар.

– Выпустите меня отсюда! – Вместо крика у Вари получился жалкий лепет.

Суля, которому надоел затянувшийся разговор, оттянул маечку гостьи и заглянул внутрь, оценивая увиденное.

– Полтинник, – сказал он. – На большее такой товар не тянет.

– Ай! – взвизгнула Варя, делая попытку освободить топик от захватившего его указательного пальца.

– Заткнись, курва! – Комиссар схватил её за локти, лишая способности к сопротивлению. При этом он тоже норовил оценить оголившуюся грудь пленницы. Для этого ему пришлось прищурить один глаз, но все равно розовых сосков маячило перед его взором ровно в два раза больше, чем положено. – Курва! – повторил он с пьяной убеждённостью.

В сумочке у Вари хранился электрошоке?, без которого она не отваживалась выходить по вечерам из дома после того, как её однажды ограбили прямо на улице. Но Суля вырвал сумку из Вариных рук и небрежно отшвырнул в сторону.

– Что вам от меня нужно? – спросила она шёпотом.

– А то ты не понимаешь, мочалка драная, – ухмыльнулся Комиссар.

Резко развёрнутая к нему лицом. Варя увидела его открытую пятерню, летящую навстречу, и, успев машинально зажмуриться, ощутила сокрушительный толчок в лоб, после которого помышлять о сопротивлении стало некому.

* * *

Окончательно очнулась она лишь утром следующего дня. Руки стянуты за спиной собачьим поводком; одна нога пристёгнута наручником к ножке неподъёмного сейфа, рот заткнут каким-то тряпьём.

Кажется, в качестве кляпа Варины мучители воспользовались её собственными трусиками, изорванными в клочья, – она узнала запах своего дешёвого дезодоранта. А ещё во рту ощущался отвратительный привкус несвежих мужских носков. Изгибаясь всем телом, Варя заплакала от унижения и сознания собственного бессилия.

Сколько водки в неё влили вчера эти изверги?

Сколько раз поимели? То, что происходило в незнакомом доме, вспоминалось лишь урывками, как болезненный бред. Бутылочное горлышко, раздвигающее стиснутые зубы. Нож, который подонок по кличке Комиссар держал возле её горла. Пощёчины.

Тяжесть чужих тел.

Все виделось как в тумане, и поначалу Варя решила, что это от спиртного, которое она не переносила на дух. Но, поморгав ресницами, она поняла, что все дело в слезах. Сначала их было не так уж и много, но когда Варя увидела, во что превратились её обновы, на которые она копила деньги почти два месяца, слезы побежали по щекам ручьями. Её лучшая юбка превратилась в тряпку, да и она сама была не лучше – такая же истерзанная, грязная, валяющаяся на полу. Лучше бы её просто убили. Потому что, как жить дальше, Варя себе совершенно не представляла.

Перевернувшись на спину, она запрокинула голову и подождала, пока высохнут слезы, застилавшие глаза. Села, стараясь не тревожить лодыжку, прихваченную стальным браслетом. С ненавистью посмотрела на громадный старомодный сейф, который насильники вчера приподнимали вдвоём, чтобы придавить свободный браслет ножкой, и вдруг вспомнила, что лиса, попавшая в капкан, перегрызает себе лапу.

Но Варя была всего-навсего молоденькой девчушкой, слабой, растерянной, раздавленной свалившимся на неё несчастьем. И она все ещё верила в то, что люди хоть чем-то отличаются от зверей. Варя несколько раз ударилась голым плечом о стальную махину и поняла, что ни сдвинуть её, ни приподнять у неё не хватит силёнок. Избавиться от кожаных пут на руках тоже не удавалось. Оставался единственный вариант: разбудить одного из своих мучителей и попросить отпустить её на свободу. Все равно они получили от неё все, что хотели. Раз уж не убили, надо было как-то жить дальше.

Второй этаж дома, куда заманили Варю, представлял собой довольно просторное помещение, задней стеной которому служил скат крыши. Сюда были завезены мягкий уголок, кое-какая мебель, несгораемый шкаф и всякая офисная рухлядь вплоть до компьютера. Свободного пространства все равно оставалось предостаточно. На нем запросто умещались и низкий стол с остатками вчерашнего пиршества, и хрупкая Варя, и два здоровенных парня, каждый из которых был в полтора раза выше и в два раза тяжелее её. Намаявшись ночью с пленницей, они притомились и продолжали спать беспробудным сном, хотя солнце все сильнее прогревало их мерзкую берлогу.

Комиссар, развалившийся на диване, подходил для задуманного больше, чем дёрганый, насквозь лживый и самовлюблённый Суля. В его натуре угадывалась гнильца, сквозившая и в манере говорить, и во взгляде, и в том, как он норовил прижигать Варю сигаретой, вынуждая её шевелиться под собой. Комиссар в сравнении с ним казался туповатым, заторможенным. Зато