Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лу уже был вооружен длинным и острым ножом и держал его довольно уверенно.
– Молох Атеизма, Джимми, принимает всякую кровь, но детская помогает ему прирастать новыми силами…
– А почему они не плачут?
Джим оказался уже возле палки. Он незаметно взял ее и, прижав к себе, пошел навстречу Лу.
– Ты наивен, Джимми, ты надеешься спасти этих детей с помощью своих хулиганских шуток. Мы уже не в Тауросе, дружище. Мы в мире истинной силы, и нельзя недооценивать этого… Стой, Джим! Еще один шаг, и первый из них умрет! – предупредил Лу, заметив, что Кэш приближается.
Джим остановился, глядя на занесенный нож, кривой и отточенный, как клык хищного зверя.
– Тебе не остановить меня, Джимми! – Лу ощерился в широкой улыбке, и Кэш снова не узнал своего друга.
– Ты убьешь его, а потом я убью тебя, и на этом все закончится, – сказал Джим нарочито будничным тоном. – Мальчика похоронят, его кровь смоют, и уже ничего не будет напоминать о твоем дурацком поступке.
– И что ты предлагаешь? – спросил Эрвиль, щелкнув от возбуждения зубами.
– Все очень просто, дружище. Ты и я… В адмиральской палатке много места, и нет нужды привлекать дополнительных зрителей. Если победишь, будешь волен приказать залить кровью хоть весь город – Весь город?! – воскликнул Лу, и Джим понял, что тот сделал свой выбор.
– Конечно, ты ведь останешься единственным из адмиралов…
Эрвиль улыбнулся и отпустил ребенка, а сам тихо, по-кошачьи шагнул навстречу Джиму. Острый нож его куда-то подевался, и Кэш обеспокоенно стал искать его глазами.
Не дожидаясь нападения, он рубанул палкой Эрвиля по ногам и одновременно пригнулся. Лу вскрикнул, и появившееся откуда-то сбоку лезвие прошло мимо цели.
Эрвиль поймал нож и засмеялся:
– Что, Джимми, неожиданно?! Я тебе еще и не то могу показать…
Впрочем, Кэш "в этом не сомневался. Он понял, что остался последний шанс, и не только у него, но и у несчастного города Ангура. Лу использовал страшную и неведомую силу, против которой Кэш ничего не мог сделать.
– Сейчас я покажу тебе, Джим, самый интересный и самый последний для тебя фокус…
«Пора!» – решил Кэш и сделал длинный выпад, словно пикой целясь Лу прямо в грудь. Однако тот неуловимым образом оказался в стороне от удара. Сверкнувшее в пламени свечей лезвие взметнулось.
– Стоять! – заорал Джим адмиральским голосом, вкладывая в него всю свою силу и негодование.
Его команда, словно удар молнии, на мгновение парализовала Лу, что дало возможность Кэшу со всей силы огреть его по голове.
Впрочем, ожидаемой реакции не последовало. Лу остался стоять, и лишь зрачки в его глазах бешено вращались, а лицо искажалось сотнями проносящихся гримас.
Поняв, что дольше ждать опасно, Джим что есть силы ударил Лу кулаком в. грудь. Но ему показалось, что он попал в дерево – жесткое и глухое. Руку пронзила боль, однако на этот раз Лу хрипло закашлялся и проговорил басом, от которого заметалось пламя свечей:
– Побереги здоровье, парень…
Тогда, не помня себя от страха, Джим принялся наносить удары в каком-то исступлении, пока наконец Эрвиль не свалился на пол, а вместо него остался стоять неясный темный силуэт.
– Так это ты? – тяжело дыша, спросил Джим.
– Я, – басом ответил незнакомец.
– Ну так получи, – и Джим полоснул по силуэту подобранным ножом Эрвиля.
Незнакомец охнул, метнулся и растворился в сумраке, будто его и не было.
– Развяжите детей! – приказал Джим стоявшим у входа онемевшим офицерам, а сам подбежал к Эрвилю, который лежал, не подавая признаков жизни.
Кэш похлопал его по щекам, и Лу открыл глаза. Из его носа текла кровь, но это было единственное из видимых повреждений.
– Где мы? – спросил он и закашлялся.
– В твоей палатке. Ты что, ничего не помнишь?
– Ничего…
Под мрачными чертогами дома, принадлежащего советнику императора Гиллайну, вторые сутки подряд продолжался не прерываемый ни на минуту обряд.
В это же время слуги Гиллайна из числа посвященных рыскали по всему городу и выискивали хозяину необходимые жертвы, которые требовались для путешествий за гранью реальности. Прежде их хозяин мог обходиться без «свежего мяса», однако в результате совершенной им ошибки могущественные силы отвернулись от него, и многое в доме Гиллайна теперь происходило по-другому.
Младший брат Гиллайна, Дельвайс, вначале полагал, что родственник окончательно распался. Однако теперь ситуация в корне изменилась. На зов Гиллайна прибыли все его ученики. Целая колонна существ в черных капюшонах проследовала по гостиной зале. Дельвайс был вынужден признать, что с его братом еще не все кончено.
В момент, когда очередных жертв окропляли мочой шакала, неожиданно разорвался портал, и на каменный пол вывалился Джун – один из лучших учеников Гиллайна, подосланный к адмиралу Эрвилю. Поначалу дела Джуна шли хорошо, Эрвиль был послушнее щенка, однако теперь посланец валялся на полу с распоротым брюхом, истекая шипящей кровью, и выл, требуя, чтобы его спасли.
– Что случилось, Джун?! – спросил Гиллайн, удерживая бьющегося раненого. – Успокойся и расскажи нам, что случилось.
Гиллайн обернулся к стоящим в стороне ученикам и произнес:
– Ты, Теллур, – иссохший палец указал на самого рослого, – волоки сюда нищего, он все равно не годится для большой работы, а затянуть рану Джуна мы сумеем.
Находившийся в беспамятстве грязный старик вдруг пришел в себя и завопил от ужаса, когда его потащили к распростертому на полу человеку. Рана на его животе дымилась и источала запах серы. Это было похоже на извержение небольшого ядовитого вулкана, который клокотал капельками темно-красной, почти черной крови.
С продолжавшего орать нищего сорвали ветхие лохмотья и, завернув ему руки, стали пригибать несчастного к клокочущей ране колдуна. Почувствовав близкое исцеление, края рапы дрогнули и потянулись навстречу жертве. Еще немного, и они сомкнулись на тощей груди жертвы. Нищий последний раз вскрикнул и замолк.
А Джун сразу же перестал корчить рожи, и черты его лица разгладились.
– Это все адмирал Джим, мастер, это он всем верховодит, и его влияние на Эрвиля слишком сильно… О, как хорошо! – Боль отпускала, и Джун начал улыбаться. – Признаться, у меня был шанс ударить его ножом – не насмерть, а для острастки, но он необычайно проворен. Змеиное происхождение проявляется в нем практически открыто. Он тих и спокоен, когда нет опасности, а в бою наносит удар неожиданно, ужесточая его эмоциями…
– А это правда, что они уничтожили Железного Германа? – спросил Дельвайс. – Или они сумели его как-то обмануть?