Доминик зарабатывает бешеные деньги на своих произведениях,в его распоряжении даже небольшая международная юридическая контора, стоящая настраже его интересов. Он ведет исключительно интересный образ жизни, много путешествуя,а его хобби являются классическая музыка, теннис и фехтование, хотя если быдвум последним увлечениям он уделял больше времени, то был бы в гораздо лучшейформе.

В три часа утра наш «вечер» кончился. Фиона поехала к себе,а Доминик и я вернулись к нему в номер. Он гостеприимно выделил мне отдельнуюкомнату, к моему облегчению и радости, и объяснил, что утром уезжает в ЗападныйБерлин для участия в большой выставке своих работ, и не знает точно, когдавернется.

– Все в порядке, – сказала я. – Я не противпобыть в одиночестве. Хотела бы как следует познакомиться с городом. Я всеголишь на несколько дней задержусь здесь.

– Нет, нет, тебе не следует быть одной. У меня естьмолодой приятель, с которым я хотел бы познакомить тебя – с твоего разрешения,конечно, – от знакомства с ним ты наверняка получишь удовольствие. Егоотец приобрел несколько моих работ, да и он тоже. Он несколько скован, а востальном в высшей степени интеллигентный молодой человек.

– Хорошо, если ты думаешь, что я получу удовольствие отзнакомства с ним…

– Да, думаю, что так. Он необычен для своего возраста…Молодого человека звали Антонио, и я удивлялась, что же в нем такогонеобычного. Неужели у него две головы или же у его пениса две головки? Гм-м,это было бы и в самом деле необычно.

Когда на следующее утро я проснулась, хорошо отдохнув последолгого, крепкого сна, Доминик уже уехал. В столовой лежала записка,объясняющая, что где лежит. В ней также говорилось, что около полудня позвонитАнтонио, чтобы познакомиться.

Я побаловала себя поздним завтраком (или же ранним ленчем, взависимости от того, как его расценивать), а почти ровно в полдень зазвонилтелефон, и Антонио (для меня пока просто элегантный голос на другом концепровода) спросил, не буду ли я так любезна провести с ним некоторое время дляэкскурсии по городу.

Я поблагодарила за вежливое приглашение и сказала, что будуготова через двадцать минут. Я прямо сгорала от любопытства познакомиться смолодым человеком – обладателем такого приятного, интеллигентного голоса.

Как оказалось, мой полуденный новоявленный знакомый совсемне был заколдованным чудовищем из «Аленького цветочка». Его надменное лицо стонкими чертами выдавало нервный характер. Ему было около двадцати четырех лет,он был высокого роста, худощав и очень хорошо воспитан. Но более всеговпечатляло лицо: полные чувственные губы, заостренный нос, большиезеленовато-коричневые глаза и густые черные волосы, опускавшиеся завитками науши. Действительно, интересное лицо!

Мы немного посидели за чашкой кофе, и Антонио показал себяприветливым и охотно идущим на сближение. За короткое время я узнала о немочень много. Во-первых, он ненавидел полицию – результат проживания в странахкоммунистического блока. Его отец, итальянский еврей, которому удалось избежатьнацистских концлагерей, вскоре после войны выехал из Италии в Румынию с цельюоткрыть там фабрику. Тем временем Антонио с матерью оставался в Милане, покаотец пробовал найти счастье в Бухаресте. Его счастье включало и то, что онобзавелся молодой любовницей-румынкой.

В то время отцу Антонио было 63 года, а его любовнице – 18.В течение нескольких лет их отношения были нормальными, а затем девица сталапредъявлять требования. Она, хотела, чтобы он тайно доставил ее вместе сматерью в Италию. Он согласился, тут-то и начались неприятности.

Румынская полиция выследила и стала настойчиво преследоватьего, поэтому он вернулся в Италию и послал вместо себя в Бухарест сына, чтобыон возглавил там дело.

Антонио очень быстро ухитрился попасть в беду и жил впостоянном кошмаре, опасаясь, что в любой момент коммунистическая полицияарестует его и бросит в тюрьму. Я так и не узнала, что же он совершил, что такбоялся ареста, или это был просто плод расстроенного воображения?

Кроме этого, он презирал свою мать-католичку за то, что онатретировала отца во время войны – фактически, до момента рождения Антонио.Очевидно, она стала антисемиткой и чуть ли не отправила своего мужа вконцлагерь.

Он сказал также, что до войны Милан был одним из первыхитальянских городов, оказавших поддержку Муссолини и в то же время встал наборьбу против немецкой оккупации. В войну город понес большие потери, многиепрекрасные здания были разрушены.

– Однако, красота все еще сохранилась, – сказалАнтонио, предлагая совершить прогулку в Брера, району вокруг школы изящныхискусств и музея Брера. Также в этом районе процветали черный рынок и торговлянаркотиками, а бары, расположенные там, часто посещались студентами-художникамии молодой элитой города. Двумя наиболее популярными барами были «Бар дельАнголо» на Виа Форментини и «Иль Негро». Антонио не знал, почему, но ему большенравился «Бар дель Анголо», туда мы и направились.

«Бар дель Анголо» занимал два этажа. На первом был толькоресторан, а на втором – бар и ресторан. Прямо с улицы мы попали в большоепомещение с деревянным полом и стойкой бара, а в дальнем углу расположиласьнебольшая ресторанная зона, очень небольшая, примерно на десять столиков. Всебыло выдержано в белых тонах, а на стенах висели старые плакаты, рекламирующиекока-колу и различные старинные безделушки. В помещении находилось около стачеловек, всех их ловко и без задержки обслуживал круглолицый буфетчик, который,казалось, любил и знал каждого.

Обстановка была очень приятной, должна признаться. Мыпровели очень мило два часа, беседуя со студентами и некоторыми хорошоподкованными молодыми друзьями Антонио; казалось, что в этой смеси нищихстудентов-художников и молодых процветающих коммерсантов нет ничего необычного.Правда, разница между ними все же была – студенты пили самое дешевое красноевино, а коммерсанты – шотландское писки или выдержанное итальянское шампанское.Оно по американским меркам было дешевым (около 2,5 долларов за литр вмагазинах). Дешевое красное вино (разливное) стоило 45 центов за литр. Миланцыобычно ходят за вином в магазин с пустой посудой.

Трезвенница Ксавьера, конечно, и в этот раз довольствоваласьминеральной водой и лимонадом.

Когда подошел час обеда, Антонио повел меня в расположенныйрядом ресторанчик, который ему очень нравился. Там было не более шести столиковсо скатертями в красную и белую клетку; хозяева – сицилийцы и их родственники –стряпали и обслуживали посетителей, причем блюда были приготовлены изумительно.Антонио заявил, что поданная ему рыба-меч явно неземного происхождения, а язанялась потрясающими спагетти с «сальса верде» – зеленым соусом, включавшемоливковое масло, чеснок и свежую петрушку. Восхитительно!

После этого Антонио провел меня на Виа Фиори Чиари, узкуюулочку в районе Брера, упирающуюся в небольшую площадь, где происходили всеглавные события. Там были хиппи всех стран и народов в своей обычной униформе –поношенных синих джинсах, с немытыми и нечесаными волосами и в сандалиях.Некоторые из них рисовали на холстах, другие прямо на тротуаре; кое-кто набрасывалкарикатуры на прохожих. Тут же были итальянцы, приторговывающие сигаретами с«черного рынка», выпивкой и пластинками; были и нищие всех национальностей спротянутой рукой и стандартной просьбой подать им шестнадцать лир, чторавняется десяти центам.