После этого случая пропал ее сладкий детский сон.

Она прятала голову под подушку, чтоб не вспоминать, но все равно ясно видела пол, залитый кровью, мамин рот с черной коркой на губах, из которого вырывается хрип, и слышала угрозу: «Сучонка твоего размажу!»

* * *

Слава Земцов поехал на работу к Олегу Федорову – поговорить о Сандре. Но Олег с ночного дежурства уже ушел, а дома не появился. Соседи по адресу на улице «Правды» показали, где живет молодая блондинка, которая появляется пару раз в неделю. Оказалось, что квартиру сдают, хозяева поселились за городом. Их нашли, но они ничего, кроме имени, о своей квартирантке сказать не смогли. Сдавали жилплощадь напрямую, без агентства, договор не заключали. Им понравились условия: Сандра заплатила им за год вперед и в два раза больше, чем они просили.

– Вас не удивило, что молодая девушка платит вам двенадцать тысяч долларов наличными без всяких документов?

– Так платит же, а не отбирает, – пожал плечами хозяин. – Где сейчас люди деньги берут? Где могут, там и берут. А мы хотели сдать без формальностей и небедному человеку. А то нашим знакомым привели бедного студента из агентства, тот дал двести долларов аванса и в тот же день с дружками вывез мебель, технику, ковры. Мы считаем, нам повезло с жиличкой. Она одна, без детей, квартиру в порядке содержит, домработница к ней приходит раз в неделю.

– Не знаете, как найти домработницу?

– Нет. Откуда? А в чем дело? Почему вы Сандру ищете?

– Да так. Следствие у нас по одному делу. К ней есть вопросы как к потенциальному свидетелю. Если она к вам заедет, позвоните мне, пожалуйста, – попросил Слава без особой надежды.

* * *

Станислав и Яна даже не успели поблагодарить Александра Сергеевича. После многочасовой операции он вышел к ним и сухо сказал:

– Все прошло нормально. Почка должна прижиться. Сейчас многое решает уход. Наймите квалифицированную сиделку, а еще лучше – двух. Не оставляйте его без внимания ни на секунду… Если меня не будет какое-то время, вашего сына поведет Екатерина Ивановна. Очень хороший врач, ассистировала мне во время операции. Извините, я очень устал.

– Александр Сергеевич, позвольте мне все-таки… – Стас впервые за многие годы робел и не мог найти слов.

– Я сказал – со мной никаких расчетов, никаких благодарностей. Я на зарплате. А с клиникой вы расплачиваетесь по контракту.

– Но мы же совсем не об этом, – вмешалась Яна и расплакалась. – Мы не знаем, как себя вести, что вам сказать. Вы же для нас сейчас самый родной человек, как вы этого не понимаете.

Станислав посмотрел на Яну удивленно и благодарно, а Александр Сергеевич помедлил.

– Я понимаю. Но мне очень тяжело. Мы друг другу теперь действительно не чужие люди. Мой сын умер, ваш мальчик будет жить и за него. Мы потом поговорим. Еще раз простите, мне нужно уйти. Жена ждет.

К Петеньке родителей не пустили. Они позвонили Инне Дмитриевне узнать, наняла ли та сиделок, и долго еще разговаривали с дежурной медсестрой о том, как все-таки отблагодарить Александра Сергеевича.

– Знаете, – сказала та, – его не все у нас любят. Он очень строгий, неразговорчивый. Ну, такое горе у человека – рак мозга у сына. Но я, когда услышала, что его мальчик умер, сразу подумала, что он может так поступить. – Она оглянулась вокруг и зашептала: – Я расскажу вам, как было, вы только больше никому… После трепанации черепа его ребенка сюда привезли уже в коме. Он отменил все операции и сидел с ним несколько суток. Черный был. Потом вышел и говорит: позвоните жене, пусть приедет. Я сразу поняла, что мальчик умер. Он встретил жену в коридоре, ничего не сказал, только обнял. Потом они вошли в палату. Она сразу страшно так закричала. Я схватила ампулы с сердечными, успокоительными, побежала к ним. Он все взял и говорит: я сам. Сыночек их уже мертвый был. Я сразу увидела. Они с ним сидели в палате, никто их не тревожил. Потом Александр Сергеевич вышел и пошел к главврачу. Теперь ясно, что он разрешил документы оформить и забор почки делать. Это у нас так изъятие органа называется.

– А какие документы они оформляли?

– Констатация биологической смерти и разрешение для трансплантации. Понимаете, смерть наступает, когда умирают мозг и сердце. А почки и печень, например, еще какое-то время живы.

– Какое время? – нервно спросил Стас.

– Ну, я точно не скажу, но Александр Сергеевич – очень опытный трансплантолог. Он часто отменял операцию, если выяснялось, что донор… в общем, давно умер. Орган может не прижиться. Так что, если он сказал, что все нормально, можете надеяться… А насчет благодарности я вам так посоветую. Купите его жене что-нибудь красивое. Она у него симпатичная, но одевается как старуха. Ну, понятно, ей тоже ни до чего…

Стас и Яна просидели в клинике до утра, узнали, что состояние сына стабильное, и поехали выбирать подарок жене хирурга.

Стас сразу решил поехать в «Черный бриллиант». Они недолго выбирали и не советовались друг с другом. Оба одновременно увидели крупное сердце из черного сверкающего камня на короткой – под шею – нитке из среднего размера бриллиантов. Стас все-таки купил еще дорогие мужские часы из белого золота со строгими вкраплениями черных и белых бриллиантов.

Когда он нажал кнопку звонка, им открыли очень быстро. Худая бледная женщина с воспаленными глазами смотрела на них с недоумением. Она явно хотела увидеть кого-то другого. Стас представился, но она, казалось, его не слышит.

– Мужа нет. Я не знаю, когда он будет.

Потом она поняла, кто они такие. Схватилась за сердце, из глаз хлынули слезы.

– Я еще не могу ни с кем разговаривать. Но я очень желаю здоровья вашему сыну. Жизни ему желаю.

Стас и Яна уходили в таком волнении, что про подарок совсем забыли.

– Слушай, а где коробочка? – спросил Стас уже в машине.

– Я как раз вспоминаю. Да, я ее оставила на столике для телефона в прихожей.

– Ладно. Неважно. Если все будет хорошо, я им дверь бриллиантами выложу.

– Ты все-таки думай, прежде чем что-то совершить.

* * *

– Может, пошлем к тебе домой за бумагами? – спросила Раиса. – Архивы у тебя какие-то есть?

– Мои архивы здесь, – постучал Панин себя по лбу. – Но ты подумай, Раечка, сколько времени прошло. Таких, как ты, у меня много было. Если б тогда знать, что ты станешь особенной. Человек я старый, многое уже забылось.

– Слушай, Андрей Ильич! Ты со мной поаккуратнее. Не надо косить под маразматика. «Забылось». Да не может такого быть. При твоих делах забывчивость смерти подобна. Все нужно держать в сволочной голове, чтобы людьми вертеть. И сейчас у тебя на уме одно: что с этого можно поиметь. Я тебе скажу. За точную информацию я расплачусь, можешь цену назвать. За вранье и подлость тоже свое получишь. Надоело с тобой возиться. Я, по сути, убийцу у себя в салоне прячу. Мне одно нужно знать: жив он или ты сразу на органы моего сына разобрал? Если жив, куда отдал его на усыновление – в стране или за границу? Понял? Ты должен сказать не то, что мне понравится, а правду.