– И как?

– Ты о наших новых талантах? – Никита отвел взгляд и невесело хмыкнул. – Все пять атак результативно. У меня шесть дырок, у Андрея Михалыча – восемь. Могли бы уже давно в госпитале отлежаться и вернуться в часть, как «искупившие кровью». Или на погост. Раза три точно могли в братской могиле очутиться. Но это теперь не по нашей части. Форму зашили, постирали, да и снова в бой.

– Как народ реагирует?

– Мы не афишируем. Застирываем кровь и штопаем втихаря, чтоб никто не видел. А если видит кто, говорим, что повезло, так… царапнуло. Да и некому реагировать, бои страшные, из каждой атаки четверть возвращается от силы. А новички пока сориентируются – новая атака. Так что легенды о нас «былинники речистые» не слагают. Не задерживается тут народ, ну и легенды, стало быть, тоже.

– Один факт, что вы три месяца здесь, – уже легенда.

– Мы ж разведка. Специально подготовленные бойцы. Этого объяснения большинству достаточно. Офицеры только зыркали. Матерые были кадры, все просекали.

– Не зыркали они, а наблюдали, записывали и докладывали, – признался Василий. – Иначе какой смысл вас в штрафбат отправлять? В тюрьме надежнее было бы спрятать.

– Мы так и поняли. – Филин кивнул и переглянулся с Васнецовым.

– Без доказательств теория – болтовня, – пожав плечами, сказал бывший подполковник.

– Боевые испытания нам устроили. – Никита вновь кивнул. – Хватило доказательств?

– Ты же видишь. – Ворончук постучал пальцем по погону, как бы намекая на большие звезды начальства, прибывшего, чтобы увидеть уникальных штрафников. – Поначалу не верили. Но после третьего или четвертого рапорта – прониклись. Начали планы на вас строить. А когда выяснилось, что немецкую сыворотку воспроизвести пока невозможно, приказали вас беречь.

– То-то, мы думаем, после новогодней ротации полегче стало. Но мы-то грешили на то, что за эти дни серьезных боев не было, своими глазами наших подвигов новый комсостав не видел, а на слово прежним командирам не поверил.

– Тут вы угадали. – Василий кивнул. – Новый комсостав вообще не в курсе ваших особенностей. Ты не стесняйся, Филин, налегай. Давай, еще чайку подолью.

– Видать, непростое дело готовится, если такое начальство заявилось и так бесшумно подкатывает. – Филин с удовольствием похрустел сахаром и запил чаем. – Обычно, если проверка, построение объявляют, шухер до небес. С какой целью москвичи понаехали? Не потому ведь, что им просто захотелось на нас посмотреть.

– Раньше времени рассказывать о деле не уполномочен, но… – Ворончук обернулся к задернутому брезентом входу в землянку: – Заходи!

Полог отодвинулся, и в землянку заглянул старшина Бадмаев. То есть бывший старшина, а теперь боец штрафной роты. Он, как всегда, улыбался и хитровато косился на Ворончука.

– Заходи, не запускай холод, не май месяц. – Капитан махнул рукой. – Знакомьтесь, ваш новый боевой товарищ.

– Это против правил, – заметил Васнецов. – Рядовой состав отбывает срок в штрафной роте, а не в штрафбате.

– Считайте, что перед разжалованием Бадмаеву было присвоено звание младшего лейтенанта. – Василий махнул рукой. – Садись к столу, Бадмаев.

– А младшего лейтенанта Покровского не будет?

– Не все сразу. – Василий усмехнулся и выложил на стол три пачки папирос. – Тоже вам. Теперь к делу. Из Москвы пришло, наконец, заключение по вашим анализам. Я ничего не понял, но доктор Еремина утверждает, что это революция в медицине. Правда, есть кое-какие нестыковки. Вроде как ваши анализы только на две трети соответствуют анализу содержимого той пробирки… из-за которой вы тут героически чалитесь вот уже три месяца.

– Тебе спасибо, товарищ капитан.

– Спасибо скажи своей бестолковой предусмотрительности, – парировал Ворончук. – Мне ничего другого не оставалось. Да вас все равно упрятали бы. Не сюда, так еще куда похуже. На боевые испытания, как ты выразился.

– Можешь не оправдываться, мы понимаем.

– Я и не оправдываюсь. – Капитан пожал плечами. – Больно надо.

– А как это вещество попало к нам в кровь? – Спросил Васнецов.

– Во-от! – Контрразведчик поднял кверху палец. – Здесь вторая нестыковка из трех. Покровский опять взял вину на себя. По его версии, дело было так: он очнулся, придавленный останками этих «неубиваемых», и понял, что весь во вражеской крови. У него было много ранений, но, когда на раны попадала кровь немцев, они затягивались на глазах. Покровский нашел вас и, недолго думая, пока немецкая кровь не свернулась, «окропил» всех троих. И все вы задышали.

– Как он только додумался до такого? – Васнецов нахмурился.

– Я тоже спрашивал. Он ссылается на то, что вырос в семье доктора.

– Так себе оправдание, – заметил Филин.

– Мне тоже версия не нравится, особенно в сочетании с его кавказским прошлым. Очень уж красиво сошлось: Кавказ, «Эдельвейс», новая встреча с егерями уже здесь, после артналета очнулся первым, без свидетелей, и вдруг взрыв секретного поезда. Слишком много странностей. Скорее всего, он врал, что случайно обнаружил эффект заживления с помощью крови бешеных фрицев. Вероятно, он знал о нем заранее. Откуда? Пока неизвестно. Покровский делает вид, что не знает. Поэтому ефрейтор пока и не в штрафной роте. С ним нашим следователям еще работать и работать.

– Может, он и впрямь не знает ничего. Тогда нет никакой нестыковки.

– Может быть, и так. Только нестыковка номер два заключается в другом. Юлит Покровский или нет – дело десятое. Главное, что жидкости, которая была растворена в крови у фрицев, для превращения в «неубиваемых» требуется литра по два на брата. Получается, что Покровский должен был все трупы в яму к вам стаскать, чтобы вы очнулись. Или прямое переливание вам сделать от каких-нибудь уцелевших фрицев. «Окропление» не могло дать эффекта.

– Главная странность не в этом, – уверенно сказал Васнецов. – Перелил нам кровь Покровский или «окропил» нас, мы должны были стать такими же, как фрицы. Но мы другие. Анализы, как вы сказали, это подтверждают.

– Сходство есть, по большей части вещество такое же, – возразил Ворончук.

– В химии зачастую главную роль играет как раз меньшая часть, например, катализатор реакции.

– Разве я спорю? Не вы первый, кто так подумал. Это и есть нестыковка номер три. Но пока у нас нет других версий. И других подозреваемых тоже нет.

– Виноват Покровский нету, – вдруг заявил Бадмаев, шумно отхлебнув чаю. – Память башка у него плохо-плохо. Был еще один. Шприц помню. У себя кровь брал, нам колол.

– Шприц? – Ворончук насторожился. – Ты помнишь, как вам вводили чужую кровь? Почему же молчал раньше?

– Не спрашивали. – Бадмаев ответил невозмутимо.

– А кто это был?

– Плохо видел.