Всего раз, но этого хватило.

Комната поплыла, и ноги Софи подогнулись – но почему-то она не повалилась на пол. Из-за чьей-то руки? У нее не получалось думать из-за горя и паники, разрастающихся внутри, царапающих горло, душащих ее. Кто-то кричал что-то, но она не понимала, а затем губ коснулось что-то холодное.

– Нет! – закричала она, вырываясь.

– Это не снотворное, – заверил Элвин, вновь прижимая склянку к ее губам. – Просто поможет собраться с мыслями. Прошу тебя, Софи, поверь мне.

Она перестала биться и позволила ему влить себе в рот холодное солоноватое лекарство. Она поперхнулась, но проглотила, и жидкость устремилась по ее телу, отчего головокружение замедлилось, а расплывчатые пятна вновь превратились в узнаваемые лица. Но зрение не просто прояснилось – в комнате стало ярче. Легче. Все было не так уж и плохо. Да и разве могло было быть плохо, пока по телу бежала прохлада, переполняя ее жизнью и энергией, поднимая настроение…

– Ух… что вы мне дали? – спросила она, пытаясь сдержать рвущийся с губ смех и отстраняясь, потому что снова могла стоять.

– Кое-что для поднятия настроения.

Оно не просто поднялось. Голова странно, неестественно закружилась. На сердце все равно скребли кошки, но мысли расплывались и разлетались, отчего грустить было невозможно.

– Сильное лекарство, – сказала Софи, рукой прикрывая улыбку, расползшуюся на губах.

Элвин провел рукой по лицу и оперся о постель, с грустью глядя на Алдена.

– Ну, хоть что-то сработало. Неужели ему никак нельзя помочь?

– Мне тоже не верится, – Тирган так заломил пальцы, что даже смотреть на него было больно. – Его разум был одним из сильнейших на моей памяти.

Был. Прошедшее время.

Не настоящее.

– А вы точно не можете?.. – Софи хотела шептать, но голос раздался громко и четко.

– Определенно.

– Нужно попробовать позвать Квинлина. Может, он…

– Разрушенному разуму ничем не поможешь, Софи, – перебил Тирган. – Поверь мне. Я уже тринадцать лет пытаюсь.

Он отвернулся, подошел к окну и уставился в небо. Софи понимала, что он думает о Прентисе.

Сломленном, безумном Прентисе.

И вот это ждет Алдена? Смирительная рубашка да камера в Изгнании?

– И все? – спросила она, злясь на себя за веселый тон. – Мы просто сдадимся?

Тирган грустно кивнул.

– Больше ничего не остается, кроме как помочь его семье.

Всхлип застрял в горле Софи, когда она попыталась представить Вакеров без Алдена, но с губ сорвался уже писклявой икотой. Она пнула ковер, повсюду раскидывая цветочные лепестки. С одной стороны, хотелось пинаться сильнее, громче, разбить что-нибудь. С другой же – расхохотаться и начать кататься в шелковых лепестках.

Дурацкий эликсир, только с толку сбивает.

– Да это… это просто нелогично, – решила она. – С ним все было в порядке, пока не заболела голова. Как за пять минут может разрушиться разум?

Она все еще помнила, как он рассмеялся, когда она кинулась на него с объятиями.

– Видимо, что-то его спровоцировало, – тихо сказал Тирган.

– Но ничего не было. Он просто стоял и смотрел, как элитные одаренные дарили свои вонючие цветы, потом танцевали, а потом…

Она замолчала, когда перед глазами мелькнуло воспоминание.

Вайли, изящно кружащийся в серебряном плаще.

Она разволновалась, что встретится с ним в школе, склонилась к Алдену и спросила, думает ли он…

И он ответил…

– Нет, – прошептала она, прикрывая ладонями рот. – Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Нет.

– Что «нет», Софи? Что такое?

Она потрясла головой, ощущая, как горят глаза. Либо заканчивалось действие данного Элвином эликсира счастья, либо правда была такой реальной и болезненной, что пробивалась даже через дымку фальши.

– Фитц прав, – прошептала она. – Это я виновата.

– Не ты, – хором произнесли Элвин с Тирганом.

– Я.

Софи поглядела на Алдена.

На доброго, чудесного, сломленного Алдена.

– Все дело в чувстве вины.

– В чувстве вины, – повторил Тирган.

– Но из-за чего Алдену чувствовать себя виноватым? – спросил Элвин.

Тирган понял еще до того, как Софи назвала имя.

– Прентис.

– Быть того не может, – возразил Элвин. – Взломать память приказал Совет, а не он.

– Но Алден был обвинителем, – произнес Тирган, медленно подходя к лежащему Алдену. – И ошибся.

Он стер со щеки слезу и схватил Алдена за плечи.

– Ну почему ты не послушал, когда я твердил о его невиновности? Оно того стоило?

Софи проглотила всхлип. Она видела печаль в глазах Алдена, когда тот смотрел на Прентиса в Изгнании, видела боль на лице, когда сказала, что Прентис его помнит, видела грусть и сожаление, когда он наблюдал за танцующим Вайли – но так увязла в собственных планах и тревогах, что даже не подумала…

– Если бы я была повнимательней, то могла бы позвать на помощь или… не знаю. Может, он бы… – в комнате потемнело, и ее ноги превратились в вату.

– Даже не смей! – выкрикнул Тирган, хватая ее за руку и удерживая. – Ты не виновата. Проблема в его чувстве вины, и когда-нибудь оно бы его настигло. От правды не убежать.

– Но, может, он…

– Не надо. Не позволяй вине затмить разум – я серьезно, Софи. А то ты окажешься на его месте.

Страха в его взгляде хватило, чтобы привести мысли в порядок.

– Молодец, – сказал он, отпуская ее. – Если начнут всплывать подобные мысли, избавляйся от них сразу же, слышишь? Вина коварна. Она медленно накапливается и постепенно ломает тебя. Бьюсь об заклад, Алден был на грани срыва с момента, как узнал, что «Черный лебедь» был на нашей стороне.

– В этом тоже я виновата, – прошептала она.

По сути, она была виновата вообще во всем. Прентис скрывал ее.

– Если мы тут ищем виновного, то я тоже виноват, – пробормотал Элвин. – Я должен был заметить, что происходит, и помочь.

Тирган покачал головой.

– Помутненный рассудок – не физическая болезнь. Ты бы ничего не сделал. А теперь послушайте меня оба. Только Алден мог себе помочь. Но он все запустил. Вот поэтому вы и обязаны перестать себя винить – поняли?

Они закивали, но Софи слушала лишь наполовину, погрузившись в воспоминания из Комнаты упущенных шансов.

Тогда у Алдена тоже болела голова – он тоже сорвался?