Нам было по двадцать, и сил просто некуда было девать. Ярости — как у добермана, а амбиций — вообще невпроворот, мы готовы были раскрутить землю в другую сторону. А пока дело до этого не дошло, мы работали на одного пахана из клана Полсинелли, выполняли всякие грязные дела. В тот раз он поручил нам выследить одного букмекера, который смылся с 25 процентами выручки, которые полагались на долю саро (за три года там приличная сумма накопилась). С ума сойти, этот мужичок поехал прятаться к своим родителям! Мы с Ником просто в себя не могли прийти! Даже самый большой кретин из всех не придумал бы более дебильной штуки. Это был такой маленький домик в какой-то дыре в графстве Мерсер, чуть ли не в двух часах езды от того таксопарка, который был штабом клана Полсинелли. Самое невероятное, это когда мы с Ником ввалились, чтобы его прикончить, нас встретили его родители-пенсионеры, предложили нам подождать, пока он не вернется из центра, из магазина. Мы с Ником растерялись, дали налить себе кофе, печеньем угостить, и старички были ужасно счастливы, что принимают друзей своего сына, рассказывали кучу всяких штук про его детство, все такое. Так что, естественно, когда тот ввалился, никто не знал, что делать. Сын сразу понял, зачем эти двое парней его ждут, сидя на диване. И Ник здорово выкрутился, поцеловал его в обе щеки, и я тоже, он не протестовал, и родители были счастливы, что присутствуют при встрече друзей. Ник предложил съездить в центр выпить по стаканчику, и парень сел в машину без всякого шума. Он попрощался с родителями, сдерживая слезы, и его мать даже сказала, что странно, чего это сын ее обнимает просто перед тем, как отправиться в кафе на угол. В машине парень даже не пытался нас умолять или говорить, что он все вернет, он прекрасно знал, что слишком поздно. Я сидел на пассажирском сиденье и чувствовал себя скверно, глянул на Ника, у него тоже вид был так себе. Это старички чертовы все нам поломали со своим чертовым печеньем. Надо было видеть взгляд его матери, счастливой, что у ее сына друзья — хорошо одетые, вежливые. Что теперь делать?

— Вылезай. Мы тебя не видели.

— ?..

— Вылезай, пока мы не передумали, засранец.

Я ему расписал в деталях, что мы ему устроим, если он вздумает проговориться или даже сунуть нос на старые места. На обратном пути мы с Ником сидели молча, теперь нас связывала тайна до дня нашей смерти.

И этот день как раз и настал для одного из нас на этой улице Со Лонга, много лет спустя. Мы оба знали, что одному из нас крышка. Нам стало легче от того, что мы вспомнили эту историю, которую только мы, если не считать того счастливчика, и знали. Мы вслух подумали, что с ним могло стать, и засмеялись, и тут-то я и увидел маленькую щель, меньше чем на секунду, ту секунду, которой мы оба ждали, и ее ровно хватило, чтобы выхватить оружие и разнести Нику голову.

Видя, как его тело лежит на земле, я задумался о дружбе. Бандитское понятие дружбы — отличается ли оно от понятия дружбы у людей, которые как все? Если однажды дружбе суждено кончиться, может ли любая настоящая дружба кончиться иначе, чем кровью?

Тем временем Том отсиживался на последнем этаже одного жилого дома. Ладно, беру назад слово «отсиживался», он не отсиживался. Сбылась его вечная мечта: смотреть на мир сквозь перекрестье прицела снайперской винтовки.

Если б совсем пацаном у него спросили, кем он хочет стать, когда вырастет, он бы не раздумывая ответил: «снайпером».

Стрельба на расстоянии для него — совсем другое дело, чем грязное и подлое убийство. Преступление с запахами и шумами. Это годится только для зверюг вроде нас, так он считал. Он, Том Квинтильяни, гораздо выше этого, вот уж точно, нашел самое высокое место в центре (кроме этой как бы башенки над церковью, на которую он тоже пытался залезть, он мне потом признался, — вот уж у кого ничего святого…) На крыше ему стоило повернуться, и на линии стрельбы оказываются разные районы Со Лонга. В оптический прицел все так близко. Рукой подать. Даже на экранах наружного наблюдения не увидишь такой четкой картинки.

Стрельба на расстоянии, он считает, — это как метафизика. Тишина. Время. Дистанция. Концентрация. Перебежка. Стрельба на расстоянии — это взгляд. Снайпер — это сама смерть, которая наносит удар в самый неожиданный момент. Издалека. Невидимая. Как сам Господь Бог. Ощущение, что ты разом везде. В одном он был прав: жди — и ты свое получишь. С гаком.

На крытом рынке, расположенном с северного края, Джулио Гузман и Пол Джицци прервали патрулирование, чтобы попить у фонтанчика.

Точно в противоположной стороне, в двух километрах к югу, Франк Розелло разворачивал карту города на скамейке на площади перед мэрией. Случайному стрелку вроде Тома выпала большая честь — увидеть своим зрачком живую легенду всех снайперов мира.

Но ближайшей из всех мишеней был Грег Санфеличе, который сидел в люльке колеса обозрения и стерег своих заложников, как наседка.

Том задумался, с кого начать. Настоящий снайпер не задал бы себе такого вопроса. Попив из фонтанчика, Пол Джицци подвинулся, чтобы уступить место Джулио Гузману. Который уже лежал на земле. Он упал тихо, как осенний лист. Том целился в сердце.

Через секунду сидевший на скамейке Франк Розелло завалился на бок. Не увидев смерть в лицо, как жертвы его собственных выстрелов. Каждый раз, когда он спускал курок, он говорил себе, что и сам хотел бы умереть так же. Чтоб не видеть, как подходит смерть. Без страха и упрека. Эту его мечту Том осуществил.

Только рука Франка коснулась газона, как высоко в воздухе разлетелась голова Грега. Стрельба с короткой дистанции по движущейся мишени. Том заработал себе место в пантеоне отборных стрелков.

Когда прошла минута гордости, что-то вроде тревоги схватило его за кишки. Мандраж, который ему трудно было мне описать позднее (руки трясутся так, что не знаешь, как их остановить, разве что сесть на них, я не шучу). Это у него не первый покойник был, у Тома, не в том дело. Но свалить трех человек в трех разных местах, это было «сверхъестественно», это он такое слово употребил. Далась ему, кретину, эта метафизика. Так или этак, а когда он спустился со своего насеста, он себе поклялся больше никогда во всю жизнь до ружья с оптическим прицелом не дотрагиваться.

Мы встретились на условленном месте. Он предложил мне избавиться от Пола Джицци, который остался один в районе рынка. Маневр простой: один служит приманкой, а другой обходит, дело нехитрое (разве что решить, кто из нас двоих будет за козу на привязи — у Квинта все непросто…). Я никогда раньше не встречал Пола Джицци. Прострелив ему мозжечок, я пожалел, что не успел с ним познакомиться, не смог выразить ему уважение за его знаменитый «прием Джицци».

Лет десять назад, не меньше. Начало зимнего вечера. Джицци на четыре часа парализовал деловой квартал Сан-Франциско. Общая паника, четыре часа на всю операцию, и результат: он очистил три банка по крайней мере на шестьдесят процентов наличности. Все члены его команды согласились разделить выручку только через год. Ни один не похвастался. Ни один никогда не попался. Вот он, секрет: держать пасть на замке. Я бы с удовольствием задал ему тысячу вопросов по организации всей операции, чтоб он открыл мне свои секреты.