Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поэтому Беа приобретает таунхаус в Маунтин-Брук, затем офис в Хомвуде, и «Сазерн-Мэнорс» продолжает развиваться, даже пока она помогает Бланш с подготовкой к свадьбе.
– Как хорошо, что ты вернулась! – признается Бланш однажды вечером, когда они, сбросив туфли, сидят в гостиной Бланш и Триппа с бутылкой белого вина на кофейном столике и в окружении свадебных журналов. – Я скучала по тебе.
Беа чувствует, что подруга говорит искренне, и, улыбаясь, открывает сумочку.
– Я рада это слышать.
Она вынимает серебряное ожерелье с маленькой пчелкой, свисающей с цепочки, и Бланш радостно смеется, хлопая в ладоши.
– Божечки, – в нетерпении произносит она. – Какая прелесть!
На этот раз Беа надевает ожерелье на подругу, а позже, предложив декорировать продукцией «Сазерн-Мэнорс» помещение для свадебного приема, с легкостью получает согласие Бланш, на что и рассчитывала. Это хороший шанс заявить о себе для компании, которая уже пользуется большим успехом, но этого недостаточно для Беа. Она хочет, чтобы ее компания завоевала внимание здесь, в Бирмингеме.
Она хочет, чтобы компания завладела вниманием Бланш. И в конце концов это желание исполнилось, но не так, как хотела Беа.
На торжественный прием, самый большой триумф Беа, Бланш приезжает вместе с ней и ее матерью, и, пока они входят в банкетный зал и провожают мать Беа к ее столу, Бланш оглядывается по сторонам, оценивая работу Беа.
– Знаешь, а я и не замечала раньше, как сильно многие из этих вещей напоминают предметы интерьера в моем доме, – произносит Бланш.
Говоря это, она улыбается и рассеянно теребит кулон в виде маленькой пчелки на шее, но Беа видит ее глаза. Читает ее мысли.
– Правда? – отвечает Беа. – Никогда не замечала.
– 29 —
Пожалуй, визит в дом Триппа Ингрэма – самая большая глупость, которую я когда-либо совершала, и это говорит мне о многом.
Его обвиняют в убийстве. Я добровольно иду в дом обвиняемого в убийстве.
Я повторяю это себе снова и снова, пока бегу трусцой по улице, стараясь выглядеть так, будто в этот обычный день обычная Джейн совершает свою обычную утреннюю пробежку и уж точно не собирается делать какую-нибудь роковую глупость, которая может стоить ей жизни.
Всю прошлую ночь я не могла уснуть, размышляя о полученных от Триппа сообщениях. Это необъяснимое желание, но мне нужно выслушать Триппа, потому что что-то подсказывает мне, что он говорит правду. Трипп может быть последним уродом – пьяницей, развратником, республиканцем, – но не убийцей. Я знавала жестоких мужчин, повидала их слишком много и научилась сразу их вычислять. Жизнь заставила.
Но Трипп… не похож на такого.
Я торопливо шагаю по его подъездной дорожке, моля бога, чтобы никто не заметил меня. Кусты вокруг дома разросшиеся, вся дорожка усыпана опавшими листьями и лепестками цветов, и если раньше жилище Триппа казалось темным и печальным, то сейчас все еще в разы хуже.
После звонка в дверь никто не торопится открывать; кажется, что Трипп вообще не появится, и мне неприятно осознавать, что кто-то может проходить мимо и увидеть, как я стою на его пороге. В этом районе слишком много любопытных глаз, а Триппу не разрешено принимать посетителей, не согласовав это с полицией. И свой визит с полицией я не согласовывала. Я уже собираюсь уйти, как вдруг дверь открывается.
На пороге стоит Трипп в клетчатом банном халате, свободно прихваченном поясом на талии, его пижамные штаны той же расцветки. Кожа посеревшая, глаза почти ввалились в череп. Трипп и раньше выглядел неухоженным, но теперь он кажется живым мертвецом, и мне почти жаль его.
– Ты пришла, – произносит он низким и бесцветным голосом. – Честно говоря, не думал, что ты появишься. Не стой на пороге, заходи.
Мы проходим в дом, и меня сбивает с ног запах внутри: объедки, неубранный мусор и пустые бутылки из-под выпивки. Так много бутылок.
– Извини, не успел навести порядок. – Трипп жестом приглашает меня пройти в гостиную, но я качаю головой, скрестив руки на груди.
– Все, что ты хочешь мне сказать, говори прямо здесь. Не будем тянуть время.
Он окидывает меня взглядом, слегка приподняв уголок рта, и вновь становится призрачной тенью былого Триппа. Естественно, смутной тенью и едва заметной, но все же.
– Не желаешь задерживаться в логове убийцы. Понимаю.
Мне хочется попросить его не вести себя по-идиотски, но это все равно, что просить его не дышать, поэтому я просто выжидающе смотрю на Триппа, и в итоге он вздыхает.
* * *
– Ты, должно быть, чувствовала себя так, будто выиграла в долбаную лотерею, когда встретила Эдди Рочестера, – задумчиво начинает Трипп. – Богатый, красивый, чертовски обаятельный. Но позволь мне сказать тебе кое-что, Джейн. – Он наклоняется ближе, и до меня долетает его смрад, вонь немытого тела и нечищенных зубов. – Он ядовит. Его жена тоже, так что, по крайней мере, в этом они хорошо подходили друг другу.
Очередная ухмылка.
– На твоем месте я бы уехал отсюда, забрал из дома все, что только можно, и свалил. Бросай Эдди, Бирмингем, все это. – Трипп делает взмах рукой, прислонившись спиной к двери. – Чертовски жаль, что я не послушал, когда Бланш говорила, что нам нужно переезжать.
– Бланш хотела переехать? – недоверчиво спрашиваю я, и он кивает.
– Ага. За две недели до своей смерти. Начала говорить о том, что ей нужно жить где-то в другом месте, что она чувствует, как Беа душит ее. Мало того, что Беа присвоила себе всю ее чертову жизнь, понимаешь? Ей также постоянно надо было совать нос в наши дела. И Эдди. Складывалось такое впечатление, что этот ублюдок все время крутится у нас дома.
– Но ты говорил, что на самом деле не думаешь, что между ним и твоей женой что-то происходило.
– И все же это не значит, что мне это нравилось. Беа это тоже не нравилось. Вот почему она пригласила Бланш на озеро в те выходные. Чтобы «все обсудить». Я спросил Бланш, что это означает, и она ответила, что они находятся на… не знаю. Типа, на распутье или что-то в таком духе. Что она сомневается, что они смогут сохранить дружбу. И я подумал, что это, возможно, из-за…
Его кадык дергается, но Трипп ничего не говорит, и, когда он поднимает руку и трет небритую челюсть, я замечаю, что его руки слегка дрожат.
– Все давно катилось к чертям, – наконец произносит он. – Между Бланш и Беа, между Беа и Эдди, между мной и Бланш. К тому моменту все наши отношения были испорчены. Вот почему я был чертовски сбит с толку, когда Беа позвонила мне и попросила приехать.
– Что?!
Вздохнув, Трипп потирает лицо.
– В те выходные, – устало отвечает он, – Беа позвонила мне в пятницу вечером и сказала, что, по ее мнению, я нужен Бланш. Поэтому я сел в машину, поехал к озеру, и да, мы все много выпили, но я отключился в доме. Я вообще не поднимался на борт этой проклятой лодки. На следующее утро я проснулся в гостевой спальне с ощущением, будто мою голову раскололи надвое, и рядом не было ни Беа, ни Бланш. Я предположил, что они пораньше отправились кататься на лодке, и ушел. Поехал домой.
