«Вот и оно – тринадцатое число! И что же я слышу? Ты разыгрываешь оскорбленное достоинство? Тебя так задело то, что я отказалась от твоей помощи? Конечно, ты хотел выглядеть благородным. Чтобы про тебя говорили: «Ушел, но не бросил». А теперь кто-нибудь из знакомых может увидеть, чем занимается твоя жена, чтобы прокормиться, – и тебе придется оправдываться и доказывать, что я, мол, сама этого захотела. А потом еще и изводиться, поверили или нет. Что ж, Антонио, это твои проблемы. Ты настолько привык, что за два года я стала зависимой от тебя, что решил продолжать по-прежнему диктовать мне условия? Или я сама приучила тебя, да и себя, к мысли, что ты можешь указывать мне, что и как я должна делать? Если ты вернешься, Антонио, наша жизнь, наверное, вновь потечет по приятному тебе руслу, но ты и возвращаться не желаешь, и хочешь мне доказать, что мое нынешнее занятие и выеденного яйца не стоит».

Забыв на какое-то время о своих обязанностях, Катарина молча вслушивается в оскорбительные речи мужа:

– Сейчас опытный доктор привяжет к вашим ногам пару досок и проводит до фуникулера. Думаю, налогоплательщики согласятся с тем, что наличие этого рабочего места оправдывает себя в полной мере.

– Кто дал вам право?.. – не выдерживает рослый голубоглазый и весьма не глупый блондин.

Катарина останавливает его взмахом руки. «Все в порядке. Если я решила дать отпор сегодняшнему числу на календаре, придется как-то справиться с этим ворохом нелепых нападок».

– Снимай, – повелительно обращается она к Антонио.

– Что?

– Снимай лыжи! Пойдем!

– Куда?

– Туда, – кивает Катарина вверх на деревянный домик медпункта.

– Зачем?

– Увидишь, – зловеще предрекает врач.

– Пожалуйста, – пожимает муж плечами, отстегивая ботинки. Он оборачивается к спутнице, которую до этого мгновения его жена даже не замечала. – Подождешь или пойдешь со мной?

Катарина удовлетворенно отмечает, что на лице Элизы – отчетливое сомнение, стоит ли допускать любимого в общество жены. Однако гордость и желание сохранить превосходство побеждают, и Элиза, к великому разочарованию Катарины, сообщает:

– Иди один.

Если бы Катарина могла, она позвала бы с собой весь стихийно собравшийся зрительный зал – но что поделаешь, придется устроить представление для одного Патрика.

Компания спасателей, тащущих на носилках пострадавших, в сопровождении своего начальника, врача и постоянно отстающего Антонио добирается до места назначения.

Кривящихся от боли пациентов усаживают на кушетки. Катарина закрывает дверь кабинета, ободряюще улыбается пострадавшим и обращается к мужу:

– Давай.

– Что? – не понимает тот.

– Давай: фиксируй, прикладывай палки. Действуй, в общем. Это же так просто.

– Не надо, – боязливым хором протестует кушетка.

– Ты неправильно поняла меня, Катарина!

– Разве? По-моему, все было предельно ясно. Работу, которую здесь выполняет врач, могут успешно выполнять и другие. Так чего же ты ждешь? Перелом ноги, кстати, можно загипсовать, здесь и без рентгена все ясно.

– Как без рентгена? – сникает Антонио.

– Вот так. На ощупь. Так что разводи массу и приступай.

– Брось, Катарина, ты же понимаешь, я не это хотел сказать.

– Я понимаю. Я прекрасно понимаю, что ты хотел сказать. Но и я тебе скажу: я буду делать то, что считаю нужным, понятно? И если у тебя есть желание поговорить об этом, а не о необходимости ставки профессионального хирурга на горнолыжных курортах, я освобожусь через полчаса.

Муж смотрит на часы, потом – в окно, где на середине склона маячит фигурка Элизы.

– Пожалуй, как-нибудь в другой раз, – говорит он, отводя взгляд, и выходит за дверь, вызывая у больных облегченный вздох.

– Здорово ты его, – подмигивает Катарине Патрик, однако ей почему-то не весело. – Твой знакомый?

– Это мой муж, – признается женщина.

– Муж? – удивляется начальник службы спасения. – Ты же говорила…

И скорее для себя, чем для изумленного поклонника, Катарина произносит:

– Бывший.

Будущая профи журналистики довела оператора до последней стадии раздражения. С лица Хосе не исчезает угрюмая маска, брови постоянно нахмурены, мышцы даже во сне сведены в напряженном ожидании очередной нелепости, которую выкинет репортер. Мексиканец легко согласился работать с Лолой, да и причин отказываться не было никаких. Хосе легко воспроизводит в памяти давний разговор с начальником.

– Мы берем новую ведущую.

– Отлично, дон Диего. Свежие лица нужны всегда.

– Надеюсь, ты найдешь самый лучший ракурс для этой девушки.

– Преподнесу зрителю вашу протеже в наилучшем виде, – не сдерживает Хосе похотливого смешка.

Главный редактор информационного отдела морщится, но ограничивается снисходительным кивком:

– Постарайся.

– Уверен, она заслужила это место.

Молодой человек вновь позволяет себе вольность. А почему бы и нет, если ты лучший оператор телекомпании, уверенный в своей незаменимости? Реши начальство взъерепениться и уволить тебя, никто другой не сможет уговорить камеру влюбиться в объект в студии и скрыть все огрехи, допущенные гримером.

– Более чем, – спокойно отвечает наглецу начальник. – Она по-настоящему красива.

– Прекрасно.

– Умна.

– Еще лучше.

– Сообразительна, с превосходной реакцией.

– Отличное качество для ведущей новостей.

– Это очень храбрая и смелая девушка. Не вздумай обидеть ее и во всем помогай.

– Конечно, – Хосе несколько теряется от такой лестной характеристики. Что за фифу взял в команду Диего? – Я могу идти?

– Иди, – позволяет главный редактор. – Хотя постой.

– Да?

– Я забыл кое-что добавить.

– Я слушаю.

– Это Долорес Ривера.

– Что? – не сразу соображает Хосе.

– Наша новая ведущая – Долорес Ривера.

– Долорес Ривера?

– Да.

– Та самая?

– Да.

– Знаменитая Лолита Ла Бестиа?

– Вот именно.

– Обалдеть! – не скупится на эмоции оператор и в то же мгновение понимает, что его беззаботной жизни пришел конец.

Нет, он, конечно, не мог знать тогда, что «очень храбрая и смелая» прославленная испанка как огня испугается направленного на нее объектива и наотрез откажется оставаться в студии наедине с «Бетакамом». Не догадывался он, и что бескомпромиссную девушку не остановят ни уговоры, ни угрозы главного редактора – она не захочет изменять в своих репортажах о корриде ни одного слова, ни единого кадра. И его, Хосе, бесценная работа, вместо того чтобы быть чуть урезанной, слегка измененной, станет пылиться на полке, дожидаясь лучших времен. Не ведал оператор и о том, что, собираясь скакать из командировки в командировку, Лола заручится согласием начальства закрепить за ней лучшего из лучших, чтобы картинки внезапно полюбившегося ей снега смотрелись на экране как можно привлекательнее.