— Я так понимаю, что ходили какие-то слухи? — сказал я и подлил рома в ее стакан.

— Спасибо. Конечно же, слухи ходили. Как ты думаешь, почему мы переехали в Гавану? Я уехала, как только мне удалось найти работу. Но ты был слишком маленьким. Рауль, я сожалею, что так и не смогла рассказать тебе правду. Но все равно думаю, что поступила правильно. Посмотри на себя — ты только что женился и счастлив. Ты издал свою первую книгу. Думаешь, это было бы возможно? Да ни за что! Они бы пытали тебя, пока от тебя не осталась бы одна пустая оболочка.

— За то, что мой отец был патриотом?

— Патриотом? «Бригада 2506» была сборищем самых гнусных подонков, которых вырастила эта страна. Ну да, Алехандро был плохим человеком, но я не догадывалась, что настолько. Как и о том, что он — предатель. Никто не мог представить себе ничего подобного.

— Вот в этом я не уверен. Я думаю, он был героем.

— Ты сошел с ума, Рауль. Это Миранда вбивает тебе в голову такие мысли?

— Миранда здесь ни при чем. Я хочу узнать побольше о той истории, что ты для меня сочинила. Я помню, к нам приходил офицер и вы с ним очень долго разговаривали. Потом он угостил меня карамелькой. О чем вы говорили?

Лидия сделала еще глоток. Она казалась спокойной, может, чувствовала облегчение оттого, что пробка, затыкавшая сосуд с правдой, наконец была вынута.

— Они помогли мне. Они сказали, что есть только один выход. Был такой лейтенант по фамилии Эскалера, он погиб на Плая-Ларга, сирота родом из Баямо, по-моему, его звали Луис. Они переименовали его в списках личного состава. Поэтому в книги по истории он попал под именем Алехандро, а не Луиса. Я всегда думала, что это никому не могло причинить никакого вреда.

— Не могу поверить. Почему они решили сделать это для тебя? Нужно иметь большую власть, чтобы подделывать списки личного состава. Почему они просто не сгноили тебя в тюрьме?

Мама рассмеялась.

— А как женщины во все времена получали то, что хотели? Разгадаешь загадку? У меня была связь с тем офицером. Он был командующим учебными батальонами. Я познакомилась с ним в больнице в Сьенфуэгосе.

— Ну-ка погоди, я правильно понял? Ты солгала мне и изменила моему отцу?

— Не говори ерунды! — сказала она резко. — Алехандро был у черта на рогах. Я была уверена, что он спился где-нибудь в Майами. Ты знаешь, что у этого мерзавца существовала семья в Санкти-Спиритусе? Такому верность не хранят. Можно было только молиться Богу, чтобы сын не унаследовал его подлость. И к счастью, ты вырос честным человеком.

— Так ты теперь хочешь, чтобы я поблагодарил тебя за ложь?

— Нет. Я хочу только, чтобы ты знал: я лгала, потому что любила тебя. Я не хотела, чтобы тебе было плохо. Может быть, тебе плохо сейчас, но ты это переживешь. Эту боль можно перенести. А теперь поезжай домой к Миранде и будь с ней добр и заботлив. Она, конечно, обо всем знает?

— Миранда была со мной в заливе Свиней.

— Прекрасно. Но вашим детям совсем не обязательно об этом знать. Ложь не станет красивее, если ее извлечь на свет Божий.

Гавана — женщина, дарящая опасные поцелуи. Гавана-Вьеха, прекрасный и брутальный старый город, когда-то возвели в форме женских губ, сложенных для поцелуя. Западная городская стена похожа на ложбинку в середине пухлой верхней губы. Разумеется, это было сделано из стратегических соображений. На современных картах губы расположены вертикально, но старинные карты часто были сориентированы с востока на запад. Наверняка кто-то заметил это и по меньшей мере повеселился: город и вход в порт задуманы как поцелуй, подаренный мужчинам из-за океана.

Моя Гавана-Вьеха была поцелуем и сладким, и отравленным. Здесь царила великая красота и великая боль. Мы с Мирандой не могли оказаться в другом месте.

Энрике же, напротив, полагал, что Гавана-Вьеха напоминает обнаженную головку пениса, довольно расслабленного пениса, ствол которого находится в Ведадо, а los cojones[51]— в Луйяно и Сантос-Суаресе. Я, как и Фрейд, думаю, что тот, кто захочет, увидит фаллические символы во всем. Я видел губы, сложенные для поцелуя.

Еще до el triunfo самые старые кварталы Гаваны остро нуждались в реставрации. У революции на это не было средств. Жилье распределялось между людьми, и те уж должны были справляться с трудностями сами. «Сами» — это проблематичное для социализма понятие. Другими словами, здания рушились. Причем в прямом смысле: это называлось derrumbe[52], и когда раздавался крик «Derrumbe!», то надо было бежать как можно быстрее и дальше. Целая семья погибла, когда дом наискосок от нашего деррумбернулся. Властям показалось подозрительным, что вся семья находилась дома в рабочее время — в два часа дня. Погибшие были сочтены прогульщиками, трагедия приобрела контрреволюционный оттенок, и ей не придали значения.

Миранда рассказывала, что в 1950-х годах существовал план Хосе Луиса Серта, Ле Корбюзье испаноязычного мира, по сносу всего старого города и возведения на его месте современных благоустроенных кварталов. Серт предлагал также построить искусственный остров напротив набережной Малекон и разместить на нем казино и отели для американцев. На самом деле это была прекрасная мысль, считала Миранда, — дать им свой маленький островок, и тогда они, может быть, оставили бы в покое наш. Сегодня запрещено сносить даже сарай, потому что вся Гавана-Вьеха занесена в список культурного наследия ЮНЕСКО. Но даже ООН не может препятствовать обветшанию домов.

— Вот ты специалист. Скажи, почему все наши дома разваливаются? — спросил я как-то Миранду.

— Я не знаю. Многие нарушают несущие конструкции, когда хотят расширить комнаты или прорубить новые двери. Некоторые дома халтурно построены, а какие-то просто очень старые. Говорят, что небольшое землетрясение, баллов в пять по шкале Рихтера или около того, разрушит больше половины домов в этом городе.

Нашему дому было двести лет. Квартира располагалась на улице Калье-Муралья, за площадью Сан-Игнасио, совсем недалеко от площади Пласа-Вьеха, которая когда-то была центром города. В свое время на ней располагался невольничий рынок. В 1930-х годах под площадью разместили первый в Гаване многоэтажный гараж.

У нас было две комнаты на третьем этаже. Когда мы писали заявление, Миранда соврала, что беременна. Умно, но рискованно. Если бы этот факт стали проверять, нам пришлось бы откуда-то брать ребенка, ведь в противном случае мы могли лишиться жилья.

Туалет и ванная находились в совместном пользовании с соседями по этажу, супругами Пиньейро. Они были неплохими людьми, но им не очень нравилось поднимать на наш этаж ведро с водой, необходимой для смыва унитаза. Это всегда делал я. Канализационной системе в старом городе четыреста лет, и она до сих пор функционирует, а вот с водоснабжением дело обстояло хуже. Иногда удавалось урвать в кране воды для быстрого душа, но, как правило, мне приходилось носить ее ведрами. За время нашего проживания там я стал сильным.