Доктор Саттон вышел в приёмный покой, чтобы лично приветствовать американского дипломата. Во время первой встречи Джефферсон понял, что его любознательности придётся довольствоваться крохами информации — врачи прятали свои методы под покровом секретности. Но всё же ему удалось разузнать, например, что по сравнению с другими медиками они резко сократили применение ртути в послеоперационных лекарствах. Это показалось ему разумным, потому что на симптомы ртутного отравления жаловались несколько его знакомых, сделавших прививку у других врачей.

— Мистер Джефферсон, чем я обязан столь приятному визиту? Насколько я помню, вы смело привили себе оспу уже 20 лет назад, когда это даже в Англии считалось попыткой нарушить волю Всевышнего. А-а, пришла пора подвергнуться процедуре вашей юной родственнице, приехавшей из Америки? Очень хорошо. Как раз через два дня мы выписываем одну пациентку и её комната будет свободной. Юная особа не говорит по-французски? Это не беда. Половина наших санитарок англичанки. К сожалению, по нашим правилам плату мы должны получить вперёд. В американской валюте это будет стоить вам 40 долларов. Под каким именем я должен записать пациентку в журнал? Салли Хемингс? Прекрасно. Ждём её через два дня.

Джефферсону с трудом удалось сохранить невозмутимость, когда он услышал, во что обойдётся вакцинирование. Долги, висевшие на посольстве и на нём лично, росли неумолимо. Вряд ли конгресс согласится покрыть этот расход. В клинике для титулованных особ свои расценки. Он мог бы это предвидеть. Придётся, видимо, заплатить из своего кармана. Но не мог же он допустить, чтобы эта девочка — перевоплощённая Марта — осталась беззащитной перед страшной болезнью.

Джефферсон попросил Джеймса подготовить сестру, заверить её, что будет не очень больно и совсем неопасно. Действительно, Саттоны научились делать такой маленький надрез на руке, что многие пациенты едва замечали его. Всё же в карете, ехавшей в Пер-Лашез, Салли была непривычно молчалива, держалась напряжённо, сжимала в пальцах кружевной платочек, подаренный Пэтси. Только в уютной приёмной с пёстрыми занавесками она немного расслабилась. А когда им навстречу вышла добродушная санитарка, заговорила по-английски и приветствовала новую пациентку положенным книксеном, Салли чуть не прыснула. Белая санитарка присела перед ней? Такого с ней ещё не случалось.

Джефферсон и Джеймс помахали ей вслед, брат обещал писать не реже раза в неделю.

Несколько дней спустя в кабинет Джефферсона зашёл встревоженный Уильям Шорт. Он положил на стол досье в кожаной папке, начал доставать принесённые бумаги.

— Сэр, наконец мне удалось найти в парижском суде толкового клерка, которого я смог осторожно расспросить о их правилах и законах, касающихся невольников, приехавших в страну. Как вы знаете, рабство во Франции запрещено. Если какой-то иностранец привезёт с собой раба, этот раб имеет право подать в суд петицию об освобождении и суд в девяти случаях из десяти эту петицию удовлетворит без долгих проволочек.

— Интересно было бы узнать, на каком языке должна быть написана петиция.

— О, в Париже проживает много освободившихся таким образом рабов, владеющих французским, которые с готовностью помогут своему собрату. Также и среди парижан много идейных противников рабства. Ваш друг Лафайет, я знаю, писал Вашингтону, призывая его приложить все силы к отмене рабства в Америке, жертвовать деньги на создание государства освобождённых негров в Африке или Вест-Индии.

— Вас тревожит, что брат и сестра Хемингс могут соблазниться этим шансом получить свободу?

Не только это. Оказывается, владелец раба, привезённого им во Францию, обязан безотлагательно зарегистрировать его в канцелярии муниципалитета. Уклонение от этого правила карается огромным штрафом — три тысячи ливров. Мы не зарегистрировали ни Джеймса, ни Салли. Это может вам обойтись в потерю шести тысяч. Если я правильно помню, ровно столько вы платите в год за аренду этого особняка.

Джефферсон задумчиво листал лежащие перед ним бумаги с отпечатанными текстами правил.

— Дорогой Уильям, вы знаете моё отношение к институту рабовладения. Если бы я увидел реальную возможность немедленно покончить с ним, я бы тут же присоединился к движению аболиционистов. Но эти близорукие идеалисты, призывающие сегодня же освободить невольников, имеющих профессию, не хотят видеть, что каждая плантация представляет собой цельный организм, питающий своими трудами не только белых хозяев, но также чёрных малышей и стариков. Что станет со старыми и малыми, если все работоспособные вдруг покинут поместье? Вашингтон рассказывал мне, что его Маунт-Вернон уже перестал приносить доход: всё, что выращивается там, идёт на поддержание жизни чёрных. Если бы у него не было земель, сдаваемых в аренду, ему не на что было бы жить.

— Да, та же проблема встанет и перед вами, когда вы вернётесь в Виргинию. Но что вы решите сейчас в отношении Хемингсов? Будете рисковать и дальше, не регистрируя их как положено?

— Не знаю. Мне нужно подумать. Что-то в душе противится, мешает подчиниться такому вторжению государства в мою жизнь. Но, конечно, я очень благодарен вам за то, что вы разузнали всё это для меня, поставили в известность.

Несколько раз Джефферсон навещал Марию в доме её приятельницы княгини Любомирской. Иногда Мария опаздывала к назначенному часу, и тогда он имел возможность побеседовать с хозяйкой дома. Его необычайно занимали её рассказы о трагической судьбе Польши в последние десятилетия. Страна, которая в XVII веке была империей, простиравшейся от Балтийского моря до Чёрного, в веке XVIII постепенно хирела, терпела поражения в войнах, теряла территории, которые переходили под власть грозных соседей: Пруссии, Австрии, России. В чём же была причина?

Княгиня считала, что главная причина ослабления её страны — старинное «право вето», позволявшее любому члену правящего сейма наложить запрет на предлагаемый закон, даже если все остальные считали его абсолютно необходимым. Джефферсон слушал её с огромным интересом, потому что и Америка в те месяцы стояла перед решающим политическим выбором: какую меру независимости оставить отдельным штатам, какой мерой власти наделить центральное правительство? Проект конституции, выработанный летом на съезде в Филадельфии, был разослан для утверждения в штаты, и друзья держали его в курсе кипевших дебатов. Выбираемый на долгий срок президент — разве это не аналог выбираемого польского короля? И к чему эта система привела Польшу сегодня?

— Пятнадцать лет назад три европейские империи вели свои войны на польской земле: Пруссия Фридриха Великого, Австрия императрицы Марии Терезии и Россия Екатерины Второй, — рассказывала княгиня. — Кто победил, осталось неясным, но кто проиграл, было очевидным — Польша. Она потеряла треть своей территории, которую разделили между собой жадные соседи. Тем не менее наш король Станислав Второй пытался провести много важных реформ. Поверьте, я хвалю его не потому, что он мой кузен, а потому что он искренний и убеждённый проводник идей Шарля Монтескье, Эдмунда Бёрка, даже вашего Джорджа Вашингтона. В союзе с сеймом он увеличил число гимназий и университетов, отменил право вето, разработал конституцию. Однако всё это пришлось не по вкусу русской императрице, и она грозит новым вторжением.