— Диспозиция меняется, качества выбираем другие. Знатность рода оставляем, а вот богатство меняем на богатый жизненный опыт, ум, отвагу и природную смекалку. Подходит тебе такой вариант?

— Нет, — после некоторого раздумья отозвался Каюбек, — богатство все-таки лучше.

— А если добавить к этому списку еще родство с Берендеем? Согласись, этот факт открывает огромные перспективы.

— Какие?

— Например, беспошлинная торговля, или еще какие льготы.

На этот раз задумался Каюбек надолго. А чтобы при этом ему не было скучно, Изя принялся развлекать его красочным рассказом обо всех достоинствах, присущих потенциальному жениху. Правда, большинство из них пришлось выдумывать по ходу повествования, но это было не столь важно. Важным оказался тот лишь факт, что, в конце концов, Каюбек обреченно кивнул головой в знак согласия, и вскоре робеющий и сопротивляющийся Гордон был торжественно усажен подле будущего родственника. В семейной жизни ничего не подозревающей Газели назревали большие перемены. Да и как иначе, коли в качестве свахи выступало лицо, более всех заинтересованное в положительном исходе мероприятия.

Современным языком весь последующий разговор можно было бы назвать презентацией. Без ложной скромности Изя мог сказать, что провел ее блестяще. В конце разговора совершенно ошалелые Каюбек и Гордон даже ударили по рукам. Бухарский посол после этого тут же отправился домой, количество «чая», что он выпил за это время, уже было запредельным. Жених нынешний и жених прошлый продержались за столом немногим больше, время было позднее, пора было по домам.

— Так ты говоришь, что она красива? — уже, наверное, в сотый раз спрашивал Гордон у Соловейки, когда они выбрались на свежий воздух.

Черт настолько устал за прошедший день, что только лишь кивнул головой.

— А ты откуда это знаешь, она же постоянно ходит в этой, ну как ее…

— …парандже, — с трудом подавив зевок, подсказал черт, и тут же ответил на первый вопрос: — А про красоту ее неземную Изя рассказывал. Говорил, как увидел ее, так ноги и подкосились.

— От красоты? — на всякий случай уточнил князь.

— А от чего еще? — ушел от прямого ответа средний богатырь. Он вообще по мере возможности старался не врать.

— Слушай, если эта Газель такая красивая…

Изя вновь довольствовался одним утвердительным жестом.

— …такая умная… Кивок.

— …такая богатая… Кивок.

— …чего твой Изя на ней сам-то не женился?!

— Нельзя ему. На детские грабли недавно наступил, — сухо отозвался черт и тут же поспешил успокоить собеседника: — Шутка. А если быть серьезным, то говорит, что служба у него и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…

— Ну и что?

— А то, что кое-кто у нас порой честно жить не хочет… — продолжил цитировать текст известной песни Изя.

— То есть ты хочешь сказать, что на такой службе семью заводить нельзя? — высказал свою версию Гордон. — Мол, в любой момент убить могут?

— В точку, — охотно согласился средний богатырь, изо всех сил стараясь не зевнуть. — Спецдружинникам семьей обзаводиться никак нельзя. Хотя, конечно, ничто человеческое нам не чуждо.

Последнюю фразу Изя выдал чисто автоматически, не очень задумываясь о последствиях, и, как оказалось, зря. Князь тут же напрягся, глаза заискрились особым светом, а рука как бы невзначай легла на талию Соловейки.

— Так чего же мы время теряем? — масленым голоском замурлыкал Гордон. — Раз тебе не чуждо, то мне тем более. Свадьба свадьбой, но о простых человеческих радостях забывать не стоит.

Подобное внимание к своей персоне со стороны старого ловеласа Изя воспринял однозначно: без лишних слов со всей дури врезал локтем ему в живот. Гордон издал странный грудной звук, согнулся пополам и начал оседать на снег.

То ли из природного человеколюбия, то ли из мужской солидарности черт сжалился над пострадавшим на любовных фронтах и придержал Гордона, не давая ему упасть. Получив подобную поддержку, тот повис на среднем богатыре, стараясь восстановить дыхание.

— Как ты могла?! — знакомый до боли голос был полон боли и ярости одновременно.

Стараясь не уронить князя, Изя обернулся на голос. В следующее мгновение его руки сами собой отпустили свою ношу, а губы так же сами собой выдали вполголоса заковыристую фразу, полную причастных и деепричастных оборотов. Ее суть сводилась к следующему: было бы неплохо, если бы родители черта в свое время вообще отказались от идеи завести детей.

С букетиком чахлой герани в руках перед Изей предстало непосредственное его начальство в лице старшего богатыря «Дружины специального назначения» Илюхи Солнцевского. И сам этот факт был не таким уж и страшным, если бы не два «но».

Первое «но» — это то, что Илюха видел перед собой не пройдоху Изю, а свою давнюю душевную рану, с ласковым именем Любава. А второе «но» — это то, что эта самая Любава только что на его глазах обнималась со старым бабником Гордоном. Облик Соловейки, столь удачно использованный чертом для решения своих личных проблем, на этот раз сослужил плохую службу.

Конечно, можно было бы вернуть себе привычное обличие, но тогда, с таким трудом устроенная, личная жизнь бывшей невесты грозила пойти прахом. Гордон наверняка наябедничает Каюбеку, а тот никогда не простит Изе то, что он в очередной раз обвел его вокруг пальца.

— Это не то, что ты подумал! — завопил черт, и тут же в буквальном смысле слова прикусил себе язык. В данной ситуации ничего более глупого он сказать не мог. Последующая реакция только подтвердила эту догадку.

— Это я не то подумал?! — взревел Солнцевский. — Я всю «Иноземную слободу» перевернул, стражу обезвреживал, послов будил, всю герань по горшкам оборвал, а ты с этим сморчком милуешься?!

— А герань-то зачем? — совершенно искренне удивился Изя.

— Совести своей послушался как последний баран, — не кривя душой ответил старший богатырь, — хотел, чтобы красиво, чтобы как в кино, чтобы ты на всю жизнь запомнила!

— Да я запомню, ты не волнуйся, — попытался успокоить коллегу черт, — только скажи что, а уж я постараюсь не забыть.

После последней фразы Илюха не только не успокоился, а, наоборот, завелся пуще прежнего. Чахлые цветочки, добытые с таким трудом, полетели в ближайший сугроб.

— Я думал, мы с тобой, а ты…

— А что, собственно, я? — вдруг совершенно спокойным тоном поинтересовался Изя. — Я женщина свободная, никакими обязательствами не связанная, так что, я не могу после работы с подозреваемым кружку чая выпить?

— Свободная, чаю, несвязанная? — словно не понимая смысла этих слов, повторил Солнцевский, продолжая буравить коварную изменщицу своим взглядом.

— Именно! — гордо подтвердил Изя, уже проклиная себя за словесное недержание и прикидывая, успеет ли он добежать до кабака и закрыть за собой дверь, прежде чем ревность коллеги начнет бить через край.