Белнэп спросил другую девушку, и снова ответ был таким же. Этим людям вдолбили, что любые их действия ни к чему не приведут; забыть урок собственной беспомощности было очень нелегко.

Белнэп бродил по помещению до тех пор, пока в окошко, напоминающее узкую щель, не увидел на улице небольшую пристройку из шлакоблоков. Выйдя из главного здания через боковую дверь, он преодолел несколько ярдов по плотной, растрескавшейся земле, поросшей чахлой травой, и оказался в пристройке. Первым делом Белнэп обратил внимание на то, что на двери имелись петли для массивного навесного замка, и замком этим пользовались совсем недавно. Краска на петлях была местами содрана, открывая блестящую сталь. Пока что никаких следов ржавчины, следовательно, царапины свежие.

Толкнув металлическую дверь, Белнэп включил фонарик, всматриваясь в полумрак. Это был самый обычный сарай, который, как правило, делают просто из стальных листов, а не из прочных блоков. Бетонный пол был покрыт слоем пыли, но местами пыль была сметена – еще одно свидетельство того, что сараем недавно пользовались.

Белнэпу потребовалось целых пять минут, пока он наконец увидел это.

Надпись, довольно неприметная, выполненная приблизительно в футе над полом на дальней стене. Опустившись на корточки, Белнэп вчитался в нее, поднеся фонарик чуть ли не вплотную.

Два слова, выведенные красками, небольшими буквами: «POLLUX ADERAT».

В переводе с латыни: «Поллукс был здесь». У Белнэпа перехватило дыхание. Он узнал аккуратный, ровный почерк, несомненно, принадлежащий Джареду, и понял еще кое-что.

Надпись была сделана кровью.

Джаред Райнхарт был здесь – но когда? И, что гораздо важнее, где он сейчас? Вернувшись бегом в основное здание, Белнэп принялся расспрашивать всех, не видел ли кто в последние несколько дней мужчину, высокого американца. Однако ответом ему было лишь безразличное молчание.

Возвращаясь к своему джипу, с волосами, липнувшими от пота ко лбу, Белнэп услышал детский голос.

– Мистер, мистер, подождите! – окликнул его мальчишка.

Обернувшись, Белнэп увидел черноглазого араба лет тринадцати, а то и моложе. Говорил он ломающимся подростковым голосом. Некоторые извращенцы особенно ценят таких.

Белнэп молча выжидательно смотрел на него.

– Вы задавать вопрос о ваш друг? – спросил мальчишка.

– Да, и что?

Мальчишка помолчал, пытливо разглядывая Белнэпа, словно пытаясь проникнуть ему в душу и определить, какая опасность может от него исходить и какую помощь он может предложить.

– Сделка?

– Продолжай.

– Вы везете меня домой в деревня в Оман.

– И?

– Я знаю, куда отвезти ваш друг.

Значит, вот какую сделку предлагал мальчишка: информация в обмен на транспорт. Однако можно ли ему доверять? Если хитроумному мальчишке отчаянно хочется вернуться в родную деревню, он мог запросто выдумать правдоподобный рассказ.

– И куда же?

Мальчишка покачал головой, и его густые черные волосы сверкнули на солнце. По-видимому, глаза его были подведены в угоду клиентам. Но нежное детское лицо горело решимостью, большие глаза оставались серьезными. Сперва необходимо обсудить условия сделки.

– Говори, – сказал Белнэп. – Объясни, почему я должен тебе верить.

Мальчишка, чей рост составлял около четырех футов и шести дюймов, похлопал по капоту джипа.

– Кондиционер у вас имеете?

Белнэп смерил его взглядом. Затем уселся за руль и открыл вторую дверь; мальчишка-араб быстро забрался в машину. Белнэп завел двигатель, и через мгновение на них пахнуло прохладой.

Прижавшись лицом к ближайшему воздуховоду кондиционера, мальчишка улыбнулся ослепительной, белозубой улыбкой.

– Хабиб Альмани – вы знаете этот князек?

– Князек?

– Он сам называет себя «князек». Один господин из Оман. Очень богатый. Большой человек. – Мальчишка развел руки, показывая внушительные габариты этого Альмани. – Он владеет много зданий в Дубай. Владеет магазины. Владеет фирма грузовиков. Владеет верфи. – Он указал на грязно-бурое здание. – Владеет и этим тоже. Никто не знает.

– Но ты знаешь.

– Мой отец должен Альмани деньги. Альмани «бейт», глава племени.

– И твой отец отдал ему тебя.

Мальчишка с жаром покачал головой.

– Мой отец никогда не делает это! Он отказался! Поэтому люди Хабиб Альмани забирают его два ребенка. Вжик, вжик, в темноте, он нас украдает. Что делать моему отец? Он не знает, где мы есть.

– Ну а мой американский друг?

– Я видеть, его привозили сюда с завязанные глаза, в машина Хабиб Альмани. Его фирма грузовиков используют все. Этот дом используют для мальчики и девочки напрокат. Хабиб Альмани помогать всем. Потом высокий американец увозили. Князек знает все, потому что он этим руководить!

– Откуда тебе это известно?

– Мое имя Бааз. Бааз значит «сокол». Сокол много видит. – Мальчишка пристально посмотрел на Белнэпа. – Вы есть американец, поэтому вам это трудно понимать. Но бедный не есть то же самое, что глупый.

– Замечание принято.

Как объяснил мальчишка, дорога предстояла через пустыню, по безлюдным местам. Если Бааз солгал… но, похоже, мальчишка понимал, какие опасности могут поджидать его по пути к заветной награде. Кроме того, в его рассказе были пугающие подробности, которые расставляли многое по местам.

– Возьмите меня с вами, – взмолился он, – и я отведу вас к нему.

В портлендской штаб-квартире корпорации «Софт системз» – расположенной в привольно раскинувшемся городке из красного кирпича и энергосберегающего стекла, который один из обозревателей «Нью-Йорк таймс», пишущий о проблемах архитектуры, назвал «Портлендским постмодерном», – никогда не возникало оснований жаловаться по поводу кофе. Уильям Калп, основатель и исполнительный директор корпорации, любил повторять шутку, что программист – это аппарат для преобразования кофе в компьютерные коды. В духе великой традиции Силиконовой долины[35]прекрасные кофейные автоматы имелись во всех кабинетах, причем напиток варился из смеси отборных дорогих зерен. И все же тот сорт кофе, что пил сам Уильям Калп, был, если так можно выразиться, первым среди равных. Конечно, «Кона» и «Танзанийский тринакс» – это тоже очень неплохо, но Калп пристрастился к сорту «Копи Лувак». Зерна этого кофе стоили по шестьсот долларов за фунт, причем годовой урожай составлял всего около пятисот фунтов, которые все собирались на индонезийском острове Сулавеси. Бóльшую часть раскупали японские ценители кофе. Но и Калп позаботился о том, чтобы регулярно получать партии «Копи Лувак».