— Ты знаешь, что при таком перемещении может произойти с жизнью тела, отданного для воплощения другого духа? — спросил Хиларион.

Иссушенный старостью взор медленно переместился к Дахон и остановился на ней. Она же продолжила:

— Наша Древняя Кровь заговорена от Тьмы. Он сражал Зло с той поры, как только взял в руки огненный хлыст и меч!

— Но выбор… — начал было говорить Хиларион.

Джелит вмешалась, кивнув в знак понимания его замешательства, и подхватила: — Выбор за ним, и он, следовательно, должен знать, что цена окажется чрезвычайно высокой.

Киллан выступил вперёд, и Саймон, с посуровевшим лицом, тоже поднялся с места. Однако Киллан всё-таки спросил первым:

— И что же это за Сила, с которой вы желаете иметь дело?

— Это знание, потребное для закрытия всех Кровавых Врат, хранящееся только тут, — и Хиларион поднёс руку к собственному лбу. — Можно воспользоваться теперь любым существом, исключая меня самого, ибо тогда, возможно, это все повернётся совершенно иначе! Но мой способ — выигрыш времени на юге. Мне невозможно добраться до Забвенного Города. Так что… — он поколебался немного и продолжил: — Я должен иметь тело и ум, готовые принять меня, чтобы достичь того места. Если Керис согласится, то сослужит такую же службу, как и пребывая тут!

— И какова же цена? — Киллан встал рядом с Дахон. Хоть он и учился до сей поры управлять чувствами, но именно сейчас в его лице отразилось все неудовольствие и беспокойство, равным образом отразившиеся и в лице Саймона.

— А цена такова, — к удивлению Нолар, это оказалась Колдунья Чайка, вмешавшаяся в разговор, — что если этот адепт проникнет в тело юноши, предоставленное ему, то оно будет безмозглой скорлупой, без надежды на восстановление. Ибо нет у Кериса дара остановить его у известных пределов…

— Нет! — Нолар не смогла задушить крик, вырвавшийся из глубин её груди. Она ведь хорошо помнила мальчика, такого воодушевлённого, такого возбуждённого перспективой участия в поисковом отряде и такого ликующего, когда он узнал, что станет одним из разведчиков. Подобно пятну на её лице, он нёс в душе внутренний шрам, страдая от того, что хоть и был полукровкой, но не обладал даром. Но это пока не выражалось во внешних проявлениях.

Так или иначе, но лицо Саймона посерело так же, как и немногим ранее лицо Дахон. Киллан ударил кулаком по ладони другой руки, и его глаза запылали.

Все расслышали сквозь это напряжённое молчание скрип мелка госпожи Мерет. Она повернула свою доску и высоко подняла её, чтобы все смогли прочесть широкие и стремительные буквы, написанные ею:

— У каждого свой выбор. Не умаляйте же его достоинств, ничего не предложив ему…

Из уголков её глаз покатились слезинки.

Саймон простёр вперёд руку, словно ища поддержки, и получил её сразу же после того, как Джелит приникла к мужу.

— Он Трегарт. И он не поблагодарит нас, если ему не предоставят возможности сделать выбор! — сказала Мерет.

— Так как же мы поступим? — в первый раз тихо высказался Мудрец Морфью, — Если вы хотите связаться с Керисом и объяснить, что именно требуется, то это следует делать быстро.

Волосы Дахон стали коричневыми, цвета осенних листьев, и только глаза, казалось, живут на её лице.

— Он кровь от крови нашей, — она, не глядя, сжала руку Киллана. — Мы найдём его. Потом надо действовать без промедления.

Это был сон, но такой реальный! Керис лежал в собственной постели, вокруг, по стенам дома, карабкались цветущие лозы Зелёного Дола, который и был всегда его настоящим жилищем. Над головой слегка колыхался блестящий покров из перьев. Он чувствовал себя довольным, единым со всем, что его окружало, как случалось только немного раз в его жизни. Ощущения давали ему веру в то, что он на грани открытия собственного и, в конце концов, истинного дара.

Рядом что-то шевельнулось, и он, немного повернувшись, увидел отца и мать, сидящих на ковре, с любовью глядящих на него. Может, он болел?

— Керис! — рука матери чуть ли не касалась его лба. — Вспомни!

Как он оказался тут? Это ведь Дол Зелёного Безмолвия, а вовсе не странный город. Но мать промолвила, не Дав ему времени на вопрос: — Ты и твои друзья нуждаетесь в помощи. Так мало времени. Ты должен сделать свой выбор, о мой сын!

Теперь и Киллан улыбнулся ему, но в улыбке таилось какое-то беспокойство, как будто он вынуждал себя ' улыбаться.

— Хиларион, — продолжала Дахон, — нашёл, что ваши врата можно замкнуть, но только он в состоянии это сделать. Есть лишь единственный способ, который покончит с Кровавыми Вратами прежде, чем Зло обрушится на нас. И так как он не может миновать многие и многие лиги между нами, ему нужно тело для воплощенья.

Керис почувствовал холодок страха.

— Любое проявление Силы требует такого напряжения… — вероятно, он говорил мысленно, а не в действительности. — Стало быть, есть и цена. Кто же будет платить?

— Всё зависит только от твоего свободного выбора, о сын мой… И если ты добровольно согласишься стать орудием Хилариона… То это может быть свершено! — мать закусила губы.

Руки отца покоились на боевом поясе, как при сигнале к бою, когда он заговорил:

— И когда Хиларион вернётся, оставив тебя…

— То я умру, — спокойно проговорил Керис.

— Ты можешь утратить собственную сущность. Тело твоё, вероятно, проживёт ещё некоторое время.

Керис надолго закрыл глаза. Страх снова пробудился в нём. Отец произнёс нечто худшее, чем смертный приговор.

— И выбирать придётся тебе! — голос Киллана подобно острию стали вонзился в его тело.

Керис взглянул на отца, потом на мать. Он смешанной крови, и она может сыграть с ним дурную шутку, если…

— Я Трегарт, — он повторил два слова, которые обдумывал долгие годы. — Я служу там, где меня можно использовать наилучшим образом. Если я погибну во имя Света, то что может быть доблестнее такой гибели? Скажи Хилариону… Нужное ему тело ждёт его. И времени осталось мало.

Вокруг него заплясали и замерцали искорки света. Он задрожал. О, что, что он наобещал… Но, может быть, в первый раз это и было плетением именно его жизненного узора, приведшего юношу к настоящему выбору, раз уж он лишён дара. Он гордо победил страх. Как же долго он ещё пребудет самим собою? Когда же Хиларион придёт взять то, что принадлежало доныне только лишь ему одному?

Он снова мог видеть свет, идущий от двери, отворённой в полуразрушенный зал. Слуха его коснулись жалобы, стенания, о, нет, это не он, благодарение Великим Древним! Вокруг него ощущалось какое-то движение, но ведь ему известно, что он должен оставаться в этом же самом месте, и просто ждать.

Но теперь он превратился в нечто незначительное, незаметное, что спасалось бегством по бледной серой дороге, пока не заползло под стену, под которую оно никак не могло зарыться. Да, это явился его преследователь.