– Почему?

– Потому что аккаунт внезапно закрыли.

Томас пожал плечами:

– Мало ли почему это могло случиться.

– Знаю. Но складывается впечатление, что она намеренно хочет скрыть свое знакомство с Могенсом. Ведь если он уехал к ней, то она последняя, кто его видел.

Томас доел круассан.

– Почему ты не хочешь пойти в полицию и рассказать им все это? Они могли бы направить обращение в немецкую полицию или проверить, кому принадлежит этот электронный адрес.

Луиза смяла картонный стаканчик.

– Я не могу вмешивать в это полицию. Я только хочу убедиться, что у Могенса все хорошо. Поэтому я постаралась узнать имя этой женщины и выяснила, что во всем Берлине есть только три жительницы с этим именем.

– С каким именем? Берлинка? – улыбнулся Томас.

– Нет. В электронном адресе, которым она пользовалась, стояла фамилия Шуман, за которой следовал номер. В другом электронном сообщении, посланном Могенсу, она говорит, что ее зовут Ренатой. Прозвище Берлинка дал ей сам Могенс, и тогда она стала подписываться этим ником.

– Рената Шуман, – повторил Томас. – Так ты думаешь, что Могенс уехал к ней?

– Это только предположение. Во всяком случае, я беру на несколько дней отпуск и еду в Берлин, чтобы повидаться со всеми тремя женщинами.

От удивления Томас чуть не свалился со стула.

– Разумно ли это решение?

– Должна же я как-то выяснить, что с ним случилось!

– Так, может быть, лучше просто им написать или позвонить?

– Ты же сам сказал, что нужно использовать эффект внезапности.

– Ну да, конечно. Но ведь за исчезновением Могенса, может быть, кроется преступление. Ты не знаешь, на кого там наткнешься. За этим именем может скрываться кто угодно.

Луиза кивнула:

– Я это прекрасно понимаю, поэтому и хочу спросить тебя, не желаешь ли ты поехать со мной?

Он опустил глаза:

– Луиза, это…

– За билеты я заплачу, все…

– Сожалею, – искренне сказал Томас. – Но это совершенно невозможно.

– О’кей, – произнесла она почти беззвучно, посмотрев на него с печальной улыбкой. – У тебя остались еще шкафы, о которые тебе надо стукнуться?

Он поднял взгляд:

– Ну что-то в этом роде.

Луиза взяла у него пустой стаканчик, бросила вместе со своим в мешочек из-под круассанов и, погладив Мёффе по голове, встала со стула.

– Луиза, я действительно не советую тебе ехать туда одной. Лучше позвони или напиши письмо.

Она кивнула и направилась к пристани:

– Иногда приходится идти на риск вопреки доводам рассудка. Разве тебе такое не знакомо?

Берлин, Пренцлауэр-Берг, 8 ноября 1989 года

Маленький гимнастический зал озаряли последние лучи вечернего солнца, через окна на потолке падавшие на тоненьких девочек-гимнасток. Девочки подбегали к подкидной доске и по команде тренера фрау Герц крутили сальто. В дальнем конце зала выполняла серию упражнений на бревне Рената. Стойку на голове и два сальто назад она исполнила идеально, но, делая заключительный флик-фляк, она неловко из него вышла и упала, ударившись о бревно. Она не сразу поднялась с пола, на глазах у нее выступили слезы, но она не сказала ни слова. Фрау Герц хлопнула в ладоши, и это означало, что нужно встать и повторить все сначала. Рената осторожно встала и взобралась на бревно.

Через круглое окошечко в двери за девочками наблюдал Хауссер. Это напомнило ему корабельную дверь его ящика, но зрелище, которое представилось его глазам, не имело ничего общего с тем, что он видел в Хоэншёнхаузене. Он восхищался точностью, с которой девочки выполняли упражнения, их упорство и воля вызывали у него уважение, он любовался грациозностью их движений. Только дьявол мог бы обидеть этих девочек. Однако жизнь безжалостна.

Через час девочки, покинув раздевалку, пошли к выходу. Позади всех, прихрамывая, плелась Рената.

– Рената, – раздался в зале чей-то голос.

Она остановилась и увидела рослого человека, стоявшего в другом конце зала среди опустевших гимнастических снарядов.

– Иди сюда, мне поручили кое-что тебе сказать.

Она помедлила в нерешительности, затем, отойдя от подружек, пошла к позвавшему ее человеку.

Хауссер ждал ее, опершись на бревно, чтобы дать отдых больной ноге. Повязки он уже снял, но лицо было покрыто свежими шрамами. У него был вид боксера, потерпевшего поражение в последнем раунде.

Рената смотрела на него испуганными глазами.

– Выглядит страшнее, чем это есть на самом деле, – сиплым голосом ответил он на немой вопрос девочки.

– От кого вы пришли?

– Да вообще-то, ни от кого, но мне нужно с тобой поговорить.

– На улице меня ждет мама.

Несмотря на миниатюрный рост, девочка казалась бесстрашной, и Хауссер невольно улыбнулся:

– Это всего лишь на минутку. Ты знаешь, кто я такой?

– Наш управдом. – Она отвела взгляд. – Что вы хотели мне сказать?

– Присядь! – сказал он, указывая рукой на сложенные горкой гимнастические маты.

Она замотала головой:

– Мне надо идти.

– Тебе нечего бояться, Рената. Сядь, пожалуйста!

Она неохотно села на самый краешек.

– Ты ведь, наверное, знаешь, что я не просто управдом? Уверен, что мама или папа тебе об этом говорили. Они же говорили обо мне.

Девочка сидела опустив голову.

– Можешь не беспокоиться. Просто скажи мне, что они говорили.

– Они ничего не говорили. И мне уже пора идти.

Она хотела встать, но Хауссер достал свое удостоверение и протянул ей. Рената удивилась, увидев, что там посередине красуется эмблема, изображающая щит.

Она оробела:

– Ты служишь в Штази.

– У меня звание полковника. – Он указал пальцем на строчку, где над его фамилией значилось звание.

– А папа, вообще-то, говорил, что ты шпион. Что ты шпионил за нами.

Хауссер замотал головой:

– Я присматривал за вами, это правда, но только для того, чтобы вас защитить, защитить тебя.

Девочка прищурилась и недоверчиво посмотрела на него:

– Папа говорил другое. Ты, наверное, лжешь.

– Жестко, но зато откровенно! – Он убрал удостоверение в карман. – А вот скажи мне, Рената: разве твой папа всегда прав?

Она кивнула очень поспешно.