– Это платье никогда в доме полковника Уайтинга не было, я бы его узнала. Я не понимаю, как оно могло там оказаться, если только не….

Господи!

– Если не что? – спросил член городского совета Браун.

Я сглотнула.

– Если кто-то из поискового отряда не принес его туда. Тот, у кого это платье хранилось.

Все повернулись посмотреть на Авию Пратта. Его нижняя губа снова задвигалась взад вперед.

– Этот кто-то все время рыскал у нашего дома после того боя, в котором погиб мой защитник. Правда, мама?

Мама побледнела, но кивнула головой. Оказывается, и она следила за ходом суда.

– Лотти очень волновалась, как отреагирует ее отец, когда узнает, что она влюбилась, – сказала я. – Мне никогда и в голову не приходило, что у нее были основания его бояться.

Авия Пратт вдруг повернулся, собираясь убежать, но уперся в крепкое как скала тело Горация Брона. Кузнец как пушинку поднял его в воздух.

Пастор Фрай, схватившись за руку дочери, беззвучно открывал и закрывал рот, похожий на рыбу, выброшенную на берег.

Браун смотрел на меня. Я смело ответила на его взгляд. Теперь его глаза как будто стали старше. Он медленно наклонил голову, и его борода уперлась в грудь. Обернувшись, он устремил тяжелый взгляд на Руперта Джиллиса, тот судорожно сглотнул. Не говоря ни слова, Браун повернулся и пошел прочь, за ним потянулись остальные городские старейшины. Гораций Брон подтолкнул Авию Пратта в спину, держа обе его руки своей ладонью, словно стальными наручниками. Джиллис посмотрел им вслед и потрусил в другую сторону. Интересно, поставят ли его у этого же столба, или он сбежит этой ночью из города.

Сморщенное как высохшее яблоко лицо Гуди Праетт было обращено ко мне. Она высоко подняла руки и хлопала, не останавливаясь, пока не услышала, что ей вторят другие руки. Леона Картрайта, Даррелла.

Марию распирало от гордости.

Я боялась, что у меня подкосятся ноги и я рухну на постамент как смятое платье.

Мама проталкивалась вперед. Она посмотрела на меня и опустила голову.

Мария поднялась на постамент, крепко держась за поручни.

– Пойдем ко мне домой, Джудит. Тебе нужно поесть и привести себя в порядок.

Мария протянула мне руку, но я вспомнила, что с ног до головы покрыта грязью, и замешкалась. Она обняла меня и прижала к себе.

– Пастор Фрай.

Я вздрогнула, услышав твой голос.

Пастор удивленно посмотрел на постамент.

– Завтра утром мы с мисс Финч придем в церковь, чтобы вы нас обвенчали.

У мамы от удивления отвисла челюсть. Даррелл подкинул шляпу в воздух. Юнис Робинсон, яростно работая локтями, заспешила домой. Мария вела меня вниз по ступеням, и ее глаза сияли.

Мария настояла, чтобы я надела ее нежно-голубое свадебное платье.

Она вымыла, расчесала мне волосы, вплела в косы сухие цветы, как когда-то на собственную свадьбу, поправила кружева на свадебном чепце и сказала, что я выгляжу очаровательно.

Дай бог, чтобы так оно и было.

Я не помню, как поела, помылась и легла спать, не помню, как встала и оделась.

Но я была готова идти под венец.

Пока Мария ходила за шалью, Леон заговорил со мной. Было видно, как ему нелегко.

– Лотти долго мучилась, мисс Финч?

Я охнула и отвернулась.

Он наклонился ко мне.

– Клянусь, если бы я только знал…

Леон Картрайт. Мне было так неловко перед Марией. Бедная Лотти.

Все эти годы он не знал, что с ней случилось.

– Не очень долго, мистер Картрайт.

Его глаза покраснели.

– Я бы женился на ней, – сказал он. – Мы были такими юными.

Я кивнула. Первая любовь никогда не длится вечно. Я знаю.

Мария вышла из комнаты, я увидела, какими глазами Леон на нее смотрит.

– Спасибо, что пожелали мне счастья, – сказала я Леону. Он кивнул.

Мы подошли к церкви очень рано. Мне не хотелось проходить сквозь толпу горожан. Единственным моим желанием было посидеть и подумать в одиночестве. Мария держала меня за руку.

Дверь церкви открылась, и оттуда причесанный, наглаженный и чисто выбритый вышел ты.

Мария шепнула, что забыла кое-что дома и отошла.

Ты осторожно садишься рядом со мной на скамью, боясь до меня дотронуться, как будто я могу разбиться.

Ты смотришь на меня. Я гляжу в твое прекрасное мужественное лицо. Утреннее солнце освещает зеленые глаза. Я не могу понять их выражения.

– Что случилось? – спрашиваю я, отодвигаясь.

– Ничего, – отвечаешь ты, берешь мою руку и целуешь кончики пальцев. Ты такой серьезный, что я начинаю волноваться.

Пустая церковь тиха и торжественна. Мы одни, слышно только наше дыхание. Ты проводишь пальцем по моему лбу, носу, касаешься губ. Я смотрю, как твои глаза следят за скользящим по моей коже пальцем.

Ты шепчешь:

– Ты теперь моя? Правда моя?

Мой взгляд отвечает тебе лучше любых слов. Я ловлю твой палец зубами и слегка прикусываю.

Ты смеешься, и твой смех отражается эхом от высоких сводов церкви.

– Давай сбежим с тобой на Запад, Джудит. Прямо сейчас. Фантом ждет на улице. Что скажешь?

– Давай, – отвечаю я. – Хотя мы не слишком подходяще одеты.

– Правда, – ты хлопаешь себя по лацканам черного пальто, потом проводишь пальцем по моему кружевному чепчику. – Раз уж мы сюда пришли, давай поженимся.

Я пожимаю плечами.

– Если ты настаиваешь…

Ты снова целуешь мне пальцы и слегка прикусываешь в ответ.

– Я настаиваю.

Ты берешь мою руку и крепко сжимаешь. Мы встаем и идем по тому же самому проходу, по которому нас тащили днем раньше.

Пастор Фрай в сопровождении Элизабет входит в церковь. Его дочь тепло улыбается мне. У заднего входа я слышу какой-то шум и оборачиваюсь. Дверь распахивается, и под руку с Гуди Праетт в церковь входит Даррелл. Он снимает шляпу и машет мне. За ним входят Мария с Леоном. Здесь собрались все, кто мне дорог. Этот день наполнен их любовью.

Пастор Фрай произносит короткую речь.

И ты становишься моим навсегда.

Фантом везет нас к дому на повозке. Она тоже причесана и вычищена к свадьбе. Эта умница довезет нас до дома без нашего участия. Нам не до поводьев.