Принцесса не обязательно должна быть белокурой и голубоглазой, и размер её туфель не обязательно должен быть меньше, чем число прожитых лет, думала Тиффани.

Люди же научились доверять ведьмам и не бояться одиноких старушек, живущих в лесу, старушек, которые провинились лишь тем, что давно лишились всех зубов и имеют привычку разговаривать сами с собой.

Так может быть, и эльф сумеет понять, что такое милосердие, сумеет научиться человечности?

— Если ты узнаешь больше, возможно, однажды тебе захочется построить совсем другое королевство, — мягко сказала она.

Старики, живущие поблизости от матушкиного домика, быстро прикипели душой к Джеффри. Если нянюшку Ягг и Тиффани они уважали, то Джеффри по-настоящему любили.

Порой они подшучивали над ним — как-никак он занимался бабьим делом, — но стоило Джеффри оседлать метлу и умчаться за горизонт, как они теряли дар речи. Тем более что мальчик порой и козлика брал с собой в полёт, пристраивая его у себя за спиной, вместо того чтобы запрягать в тележку.

Как бы ни был занят Джеффри, он непременно выкраивал минуту, чтобы поболтать с ними, и в любом гараже, куда он заглядывал, для него всегда находилась миска горячей похлёбки или стакан чая, а для Мефистофеля — немного печенья. Козлик стал любимцем стариков, хотя после того случая, когда кто-то интереса ради подпоил его пивом, они немного опасались Мефистофеля: к изумлению зрителей, козлик исполнил несколько изящных пируэтов и напоследок так лягнул молодое деревце, что переломил его пополам.

— Ничего себе! Прямо как эти парни, которые укушу своим всё крушат! — воскликнул Вонючка Джим.

— А ты не напутал чего? — засомневался Шамк Трясучка. — Укуши — это вроде еда такая заграничная.

— A-а, ты, наверное, имел в виду это их рукопашество, ай-кидну, — вмешался Капитан Усмирил.

— Точно! — согласился Вонючка Джим. — Его один тип на ярмарке в Ломте показывал.

— В Ломте так много кто может, — сказал Шамк Трясучка, содрогнувшись. — Жуткое место этот Ломоть[49].

Они немного посидели молча, раздумывая о Ломте. На базаре в Ломте можно было найти всё, что угодно. Один человек как-то раз выставил там на продажу свою жену — решил узнать, какова ей на самом деле цена в базарный день. В итоге вернулся домой без жены, зато с подержанной тачкой, очень довольный таким обменом.

Потом старики посмотрели на обломок деревца и решили, что Мефистофель — чудный козлик, но с его питанием лучше не шутить.

Чудный козлик тем временем жевал себе траву у забора пивной, будто ничего особенного и не случилось. А когда дожевал, проев там целую тропу, — потрусил искать Джеффри.

В то прекрасное утро Джеффри зашёл навестить Хохотуна Вбоквелла. Тиффани уже много недель пыталась вылечить бурсит на стопе старика, но бурсит упорно сопротивлялся всем её усилиям, так что она уже подумывала махнуть рукой на свои принципы и применить магию. И вот, пока Тиффани была на Меловых холмах, Джеффри решил сам проведать господина Вбоквелла. Он застал старика у задней двери его дома — тот только что вышел, собираясь пойти к старому амбару. Если бы с Джеффри была Тиффани, господин Вбоквелл тут же вернулся бы в дом, но сейчас он вместо этого поманил юношу за собой. И тогда-то, глядя, как старик хромает по тропинке к амбару-развалюхе в своих старых солдатских башмаках, Джеффри и увидел, в чём дело.

— Да чтоб меня! — воскликнул Хохотун Вбоквелл, когда юноша вытащил у него из башмака гвоздь, который не давал старику покоя. — Если б я знал, что дело в этом, я б и сам давно с ним расправился! Спасибо тебе, парень.

Старик Вбоквелл жил один уже так давно, что никто и не помнил, чтобы у него когда-то была семья. Одевался он всегда очень аккуратно — в большом городе, возможно, даже прослыл бы щёголем. Если не считать рабочего комбинезона, тщательно выстиранного, но с застывшими навек потёками краски, одежда старика сияла чистотой, как и его домишко. В безупречно прибранной гостиной висели написанные маслом портреты людей в старомодных одеждах — Джеффри предполагал, что это родители старика, но никогда о них не расспрашивал. За что бы Хохотун Вбоквелл ни брался, он делал это на все сто. И хотя он был человеком очень замкнутым, к Джеффри он привык и относился по-свойски.

В сарайчике, который старик Вбоквелл построил рядом с амбаром, тоже царила чистота. На полках ровными рядами стояли горшочки и жестянки из-под табака, помеченные аккуратными ярлычками. Инструменты висели на стенах строго по ранжиру, все как один чистые и наточенные. Тиффани старик никогда не пускал дальше гостиной, зато Джеффри достаточно быстро удостоился приглашения на чай с печеньем в сарайчик.

Ни один из стариковских сараев, где доводилось бывать Джеффри, не походил на другой, каждый отражал характер своего владельца, а уж характер этот, вырвавшись из-под навязчивого женского присмотра, проявлялся во всей красе. В некоторых сарайчиках царил жуткий беспорядок, громоздились обрезки и обрывки, валялись недоделанные вещи. В других было почище — например, сарай Капитана Усмирила всегда ломился от кистей и холстов, но там во всём чувствовался порядок.

Однако такого безупречно прибранного сарая, как у Хохотуна Вбоквелла, не было ни у кого. Потому-то Джеффри сразу заметил, что там чего-то не хватает. В сараях всегда можно было увидеть недоделанную работу хозяина, а часто и не одну, — наполовину сколоченную кормушку для птиц или полуразобранную тачку с одной новой оглоблей. Но у старика Вбоквелла ничего такого не было. А когда Джеффри поинтересовался, над чем тот сейчас работает, старик отвечал неохотно.

— Что вы задумали, господин Вбоквелл? — спросил Джеффри. — Я же вижу, вы над чем-то долго размышляете, и знаю, что вы у нас большой мыслитель.

Хохотун кашлянул:

— Ну, видишь ли, парень, я собираю машину. Всякие там кормушки для птиц, подставки для кружек и прочее мне не интересны. А вот машины… — Он умолк и внимательно посмотрел на Джеффри. — Я тут подумал: а что, если она поможет против нынешних неприятностей…

Джеффри спокойно дождался, пока старик допьёт чай и примет решение. Наконец господин Вбоквелл встал и отряхнул крошки с коленей. Потом он достал припасённые нарочно для таких случаев метёлку и совок, аккуратно смёл крошки с пола, выбросил их, помыл и вытер кружки и расставил на полке. И только тогда открыл дверь:

— Не хочешь взглянуть, парень?

Пока Джеффри прихлёбывал из кружки в гостях у старика Вбоквелла, Летиция, баронесса Меловых холмов, пила чай в обществе Маграт, королевы Ланкра, явившейся как снег на голову. Маграт прилетела на метле, украшенной штандартом Ланкра — два медведя на чёрно-золотом поле, — чтобы ни у кого не возникло сомнений, что это королевский визит. В качестве подарка она привезла охапку роз из своего замка. Летиция и её слуги немедленно ударились в панику — баронесса особенно распереживалась из-за паутины, которая запуталась даже у неё в волосах.