Его отец стоял рядом и кричал своим резким, скрипучим голосом:

– Это ты во всём виноват, Финеас! Я говорил тебе починить забор.

Финеас плакал, пытаясь высвободить лодыжку телёнка из проволоки.

– Папа, помоги мне, пожалуйста, – рыдал он.

– Справляйся сам, – сказал отец. – Я пойду в дом за бинтами.

Финеас освободил животное как раз в тот момент, когда отец вернулся из дома с аптечкой в одной руке и мотком колючей проволоки в другой.

Финеас задумался…

Что он собирается делать с колючей проволокой?

Его отец продезинфицировал и перевязал ноги телёнку, затем взял Финеаса за руку и потащил через луг в погреб. Он втолкнул мальчика в дверь, швырнул на грязный пол и заорал:

– Оставайся на месте, пока я не покажу тебе, каково это.

Финеас был тощим мальчиком, недостаточно сильным, чтобы бороться с отцом, который стал обматывать проволоку вокруг его тела, скручивая её во всех направлениях, так что она вонзалась в его плоть. Финеас пытался сопротивляться, но вынужден был сдаться, потому что это причиняло ему только боль.

– Видишь, каково это, – повторял отец снова и снова.

Наконец, отец связал его и лишил возможности двигаться, лицо и руки мальчика пронзали бесчисленные острые шипы.

– Видишь, каково это, – повторил отец.

Затем он вышел и закрыл за собой дверь, оставив Финеаса в полной темноте.

Беспомощный и истекающий кровью, Финеас пробормотал сквозь слёзы:

– Когда-нибудь, отец. Когда-нибудь…

Тьма зажала его в огромный зловещий кулак, и вскоре он уже ничего не ощущал и ни о чём не думал.

Райли и Криваро стояли на безопасном расстоянии от открытой двери, ведущей в погреб. Криваро направил луч фонарика на человека, лежащего без сознания на полу. Райли чувствовала запах хлороформа даже с того места, где они стояли.

– Давай останемся здесь, пока помещение не проверится, – предложил Криваро. – Теперь он никуда не денется.

Прошло минут десять. Человек начал извиваться и стонать, а воздух стал свежее.

– Теперь там безопасно, – решил Криваро. – Но всё равно закрой нос и рот носовым платком.

Райли так и сделала и вслед за Криваро спустилась в погреб. Когда Криваро надел на него наручники, человек, казалось, начал приходить в сознание, он бормотал:

– Теперь ты увидишь, каково это, отец. Теперь ты увидишь, каково это…

Райли встретилась взглядом с Криваро и поняла, что они думают об одном и том же.

Обмотанный проволокой скелет в конце тропинки был отцом этого человека.

Его первой жертвой.

Судя по отполированности костей, это случилось много лет назад.

Криваро положил фонарик на пол, чтобы надеть на мужчину наручники, и Райли подняла его и стала оглядывать сырую, мрачную комнату со стенами из шлакоблоков, деревянными полками и тяжёлыми балками, поддерживающими деревянный потолок.

Затем луч фонарика упал на грубо сколоченный деревянный стол, на котором лежала колючая проволока. Райли увидела, что столешница покрыта засохшей кровью.

Она глубоко вздрогнула, осознав…

Вот где он это сделал.

Здесь он убивал их.

И она сама едва не стала его следующей жертвой.

Райли сидела тихо, оставив все разговоры агенту Криваро. Специальный агент Эрик Лель расспрашивал их о деле, которое они только что раскрыли, так что агент Криваро мог лучше объяснить, что произошло. Он гораздо яснее её представлял, что ожидает услышать Лель.

Кроме того, Лель адресовал все вопросы Криваро, как будто Райли вообще не было в его кабинете.

Это было не очень приятно.

Райли всё ещё находила шефа ОПА грозным и пугающим. Ей пришло в голову, что этот долговязый мужчина мог бы заработать больше, играя в баскетбол. Она, конечно, восхищалась тем, что он выбрал карьеру в ФБР и поднялся по служебной лестнице, чтобы возглавить новый Отдел поведенческого анализа ФБР.

Пока эти мысли проносились в голове Райли, она краем уха слушала рассказ Криваро о том, что они теперь знали об убийце, Финеасе Хатсоне.

Люди в той части Западной Вирджинии знали, что Финеас жил на одинокой, запущенной ферме, которая принадлежала его семье с конца XIX века. Но местные жители редко видели его, он нечасто выбирался в Дайтон, Хайленд и Винвуд за сельскохозяйственными товарами. И никто ничего о нём не знал.

Райли была уверена, что никто даже не пытался лучше узнать этого человека со шрамами. Но теперь, когда Финеас сидел в тюрьме, он сам рассказал странную и запутанную историю о том, как его отец, Исаак Хатсон, однажды пытал его колючей проволокой, изуродовав раз и навсегда. Несколько лет спустя подросший и набравшийся сил Финеас бросился на отца и в отместку замучил его колючей проволокой до смерти.

Потом Финеас повесил труп на ветке дерева. Он сказал, что этот похожий на кокон свёрток много лет служил ему чем-то вроде алтаря, места, где он находил утешение от ужасной боли, которую всё ещё носил в себе.

Но со временем святилище, казалось, утратило для него свою магию. Когда душевная боль стала невыносимой, он стал убивать невинных женщин.

Это была ужасная история, и теперь, когда Райли столько узнала о нём, она испытывала к Финеасу Хатсону скорее жалость, чем гнев. Жизнь не оставила этому человеку ни шанса. Конечно, ранняя травма не оправдывала его чудовищные действия.

Но Райли спрашивала себя…

Трудно ли столкнуть такого человека с обрыва?

Узнает ли она когда-нибудь?

Когда Криваро закончил рассказ, Лель сердечно поздравил его с тем, что дело раскрыто. Он также поздравил Криваро с обвинительным приговором, вынесенным присяжными по делу Брента Хеймана.

Затем, наконец, он перевёл взгляд на Райли и сказал устрашающим тоном:

– А теперь, юная леди, что нам с вами делать?

Райли едва не задрожала от ужаса.

«Что он имеет в виду?» – задумалась она.

В их последнюю встречу он был ею очень недоволен.

И, кажется, отнюдь не рад ей и теперь.

– Я… я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, сэр.

– Не понимаете? – сказал он, свирепо глядя на неё.

Затем Лель повернулся к Криваро и спросил:

– Как бы вы оценили работу мисс Суинни в Западной Вирджинии?

Криваро слегка пожал плечами и сказал: