Водитель хорошо гнал машину. Я оторвалась от созерцания лица Леканта и посмотрела в окно. Чудесно! Мимо проносились поля поспевающей пшеницы, лесопосадки, украшенные темно-зеленой листвой, а над всем этим дивом расстилалось бескрайнее небо. И ни единого облачка.

Наконец поля и лесопосадки сменились отдельно стоящими посреди садов и прочих кущ группками домов. Они казались роскошными, это было заметно издалека. Скоро промелькнул указательный знак «Кулибинка», и мы въехали в царство власти и денег.

Шофер проехал между рядами двух– и трехэтажных особняков и затормозил перед трехэтажным домом, огороженным кованым узорчатым забором.

– Приехали, – сообщил он.

Мы вышли из машины. Даже воздух в Кулибинке был иной, чем в Щедром. Пахло, пахло тут немереными долларами и евро, вклеивался и жалкий ароматик отечественных рублей. Я увидела, как Лекант поморщился.

– Что такое, милый?

– Здесь пахнет слезами, – сказал он. – Слезами и проклятиями.

– Да, я тоже что-то такое чувствую. Чего же ты хочешь? Здесь живут власть и деньги имущие. А их никто не любит.

Сказав это, я подумала: а каково же приходится этим несчастным, которых никто не любит? Они же хуже слепых! Впрочем, они не догадываются о своей инвалидности и наверняка никого не любят сами. А ведь без любви человек все равно что покойник в отпуске. Кажется, это сказал Ремарк.

Хлопнула дверь залепленного витражами подъезда, и нам навстречу вышел затянутый в строгий серый пиджак и брюки джентльмен.

– Добрый вечер, – кивнул он, отворяя калитку. – Как прикажете доложить?

– Мы друзья Елены Нейс, – сказала я. – Она уже в резиденции?

– Да. Извольте следовать за мной.

Я взяла Леканта под руку, и мы проследовали за дворецким. Я шла и восторгалась открывшимся видом. Дорожка вела нас мимо розария, большого яблоневого сада, бассейна (сейчас там кто-то с визгом плескался). Наконец дворецкий раздвинул сплошные стеклянные двери и ввел нас в просторный атриум. Здесь с бокалами в руках стояли несколько роскошно разодетых дам и облаченных в смокинги мужчин. Елены и Павла среди них не было.

– Госпожа Нейс с супругом сейчас в кабинете губернатора, – шепотком сказал нам дворецкий. – Присядьте, подождите. Они сейчас выйдут.

К нам подошел официант с подносом, уставленным хрустальными бокалами с шампанским. Мы отказались. Я – сами понимаете почему, а Лекант из солидарности. И потом, он опасался экспериментировать с напитками, боясь, что с ним случится духкха.

Когда мы уселись на диван, среди гостей пролетел легкий рокот удивления. Взоры женщин были обращены к Леканту. Еще бы! Он смотрелся так, как будто сошел со страниц модного каталога. На меня же поглядывали мужчины. Я ощутила даже некоторый ветер похоти. Известно ведь, что умертвия в большинстве своем весьма привлекательны, так как получают по смерти возможность кроить как угодно свои лицо и фигуру. Я, если помните, ничего не кроила, но смерть и последующее за нею восставление изменили меня. Иначе разве я понравилась бы своему возлюбленному.

Мы с Лекантом стойко выдержали наплыв и спад интереса к нашим персонам. Слава богу, к нам никто не подошел и не поинтересовался, какого пса мы тут делаем и кто мы вообще такие. Вдруг Лекант побледнел, да так резко, что я подумала, будто у него опять духкха.

– Что с тобой? – тихо спросила я его. Рука у него была ледяной.

– Я чувствую опасность, – прошептал он.

– От кого или чего она исходит?

– Она исходит от этого дома. Здесь плохо. Надо увезти отсюда Елену.

– Лекант, как ты себе это представляешь? О, а вот и виновница торжества.

К нам подошли Елена Нейс со своим мужем Павлом. Мы с Еленой обнялись, мужчины пожали друг другу руки. Все вроде как обычно, но…

– Ребята, с того момента, как я приехала в этот дом, меня не покидает чувство, что за мной следит кто-то нехороший, – шепотом поведала нам Елена.

– Здесь пахнет кровью, – тихо рыкнул Павел. – Мы, волки, на это имеем особый нюх. Мне кажется, здесь кого-то убили, причем недавно.

– Знала бы – ни за что не согласилась бы на этот концерт.

Тут раздался шум, как от множества голосов. Люди в атриуме расступились перед высоким, худощавым, спортивного вида человеком неопределенного возраста. Это и был губернатор нашей Холмецкой области Никита Сергеевич Корнейчук.

– Здравствуйте, здравствуйте, – энергично взмахнул он руками. – Как я понимаю, вы – друзья нашей несравненной примадонны. Друзья Елены – мои друзья. Располагайтесь со всеми удобствами. Через десять минут начнется банкет, а пока я вас покину. Ненадолго, ненадолго!

Господин Корнейчук энергично растолкал толпу и вышел. Павел дернулся:

– От него пахнет свежей кровью!

– Может быть, он вампир? – предположила я.

– Нет, – покачала головой Елена, – он человек, и даже не маг. Это я чувствую сразу.

Вдали послышались звуки музыки. Струнный квартет наигрывал Альбинони. Появился дворецкий:

– Дамы и господа, прошу вас следовать за мной в столовую. Господин губернатор ждет.

Все обрадованно загомонили и потащились за дворецким. Елену и Павла он увел в первых рядах, а мы с Лекантом, оглядываясь на атриум, шли в арьергарде. И вот странная штука: едва за нами сдвинулись стеклянные двери атриума, как за нашими спинами наступила непроглядная тьма, хотя вечер был светел и даже еще светило солнце.

Столовая представляла собой огромную продолговатую комнату, центр которой занимал стол, поставленный буквой Т. Гости загомонили, стали рассаживаться, нам достались не самые лучшие места, но не это нас с Лекантом тревожило. Елену и Павла дворецкий усадил на резные стулья в верхней «перекладине» стола, как почетных гостей.

Струнный квартет переключился на Моцарта, и в зал вошел Никита Сергеевич с супругой. Супруга его была на диво хороша и молода.

Они заняли свои места, но не сели.

– Прошу всех встать, дамы и господа, – негромко сказал губернатор. – В моем доме каждая трапеза начинается с молитвы.

Струнный квартет замолк. Гости стихли в ожидании, и мне было слышно, как в окно бьется вечерняя мошкара. В этой тишине вдруг возник мужчина в светло-оранжевых одеждах с золотым обручем на лысой голове. Он и произнес молитву:

– Предивная и премудрейшая богиня, попирающая небосвод и посрамляющая врагов, дарующая бессмертие верным и карающая неверных до седьмого колена, благослови скромную эту трапезу и всех, вкушающих ее. Да будет!

– Да будет! – благочестиво повторили губернатор и его супруга.

По окончании молитвы оранжевый мужчина исчез, а я увидела на лице Леканта выражение глубокой озадаченности.

– Ты что? – спросила я, когда мы сели.