да. У него же руки заняты. Послушно выполняю его просьбу, и он усаживает меня на сиденье, как маленького ребёнка. Дыхание сбивается от его близости, особенно когда он перегибается через меня, чтобы пристегнуть ремень.

— Чтобы не убежала, — поясняет Макс, оказываясь со мной лицом к лицу.

Ничего не отвечаю, потому что дико смущаюсь своего болезненного состояния. Я не смотрела на себя в зеркало, но вряд ли сейчас меня можно назвать красавицей. Боже мой, я даже зубы не почистила! На всякий случай сжимаю губы посильнее, пока он идёт к водительской двери.

***

Спустя час выходим из частной клиники с диагнозом «острый фарингит» и рецептом на необходимые медикаменты. Мой обморок был вызван сужением сосудов из-за резкого скачка температуры. В общем, жить буду.

На мне снова кроссовки Макса, в которых я выгляжу, как Маленький Мук из одноимённой сказки. Я уже не говорю про помятую пижаму и не менее помятый внешний вид. Господи, это всего лишь простуда, а Макс требовал пропустить меня без очереди, как будто я при смерти. С одной стороны смешно, а с другой… приятно.

Таблетка тайленола, выпитая прямо на парковке возле аптеки, начинает действовать, избавляя меня от головной боли. От размеренной езды по пустой дороге меня снова начинает клонить в сон, и, кажется, я всё-таки засыпаю, потому что меня будит звук открывающейся двери.

— Лили, мы приехали. Сама пойдёшь или взять на руки? — Макс заглядывает в салон, опираясь одной рукой на дверь, а другой — на крышу машины.

Его ироничная улыбка меня настораживает. И, как оказалось, не зря. Оглядываюсь вокруг и понимаю, что мы находимся на подземном паркинге. А раз в моём доме такой роскоши нет, делаю вывод, что мы приехали к нему домой.

— Не поняла.

— Что тут непонятного? Ты хочешь заразить Джилл? Я её предупредил, что тебя надо изолировать от общества. Побудешь на карантине.

Они уже и с Джилл спелись.

— А сам заразиться не боишься, значит? — смотрю на него в смятении, изо всех сил отгоняя от себя прочь мысль о том, что эта забота вызвана его чувствами ко мне.

Ведь не может равнодушный человек вести себя так? На смену растерянности приходит злость на саму себя, потому что мой надеждометр снова начинает стремительно ползти вверх. Я только-только смирилась с тем, что у нас нет будущего, а он снова делает это. Мучает меня.

— Возможно, я уже болен, — улыбка сходит с его лица, и он продолжает пронизывать меня своими серыми омутами, — поэтому если уж болеть, то вместе. И потом, кто позаботится обо мне, если завтра с температурой слягу я?

— Так ты меня привёз к себе в качестве своей потенциальной сиделки? Извини, но на руках я тебя носить не буду.

Кроу усмехается и отходит от машины, уступая мне дорогу.

Поездка на лифте стала для меня тем ещё испытанием. От обилия зеркал казалось, что я окружена несколькими Максами. Пока настоящий Макс не отрывал от меня своих обнаглевших глаз, его отражения нервировали меня ещё больше. Я не знала, куда себя деть от неловкости. Куда бы я не направляла свой взгляд, я чувствовала на себе его, прошивающий меня насквозь. Что ему надо, Боже? И почему я так безропотно согласилась остаться у него? Где я буду спать? Что буду делать у него? И почему я не задала себе все эти вопросы, сидя в машине? Горький опыт ничему меня не учит.

Пока Макс швыряется на кухне, гремя посудой, я стою у панорамного окна, восхищаясь открывшимся видом. Внизу стройным рядом выстроились десятки белых яхт, с нетерпением ожидающих своего выхода в океан. Несмотря на ослепительное солнце сегодня штормит. Гребни волн, опрокидывающихся на пристань, видны даже отсюда. Океан красив всегда, и, чтобы его любили, ему достаточно просто быть. Им любуются при штиле, им восторгаются при разбушевавшейся стихии. И ему не нужно превращаться в спокойное озеро, лишь бы уступить мореплавателям, уставшим от непогоды.

Дерево тоже не спрашивает у опавших листьев, не желают ли они прирасти к нему снова. Оно просто выпускает новые.

Кажется, болезнь на меня плохо влияет: я уже мечтаю стать океаном или деревом, знающим себе цену.

— Тебе получше? — если бы Макс знал о моих рассуждениях, то точно не задавал бы этот вопрос. Он встаёт рядом, прислоняясь плечом к окну. В его руках спрей для горла и кружка с каким-то дымящимся напитком.

— Да. Всё хорошо. Спасибо, — забираю кружку и делаю глоток чая. Травяного, судя по вкусу. Он приятно успокаивает моё больное горло, но голос всё равно не возвращает.

— Я постелил тебе в спальне. На кровати чистая футболка. Как допьёшь чай, забрызгай в горло вот это и ложись спать, — после инструктажа он вручает мне флакончик, ненадолго задерживает взгляд на моём лице и направляется ко входной двери.

— Ты уходишь? — иду следом за ним, не веря тому, что он меня привёз сюда, а сам убегает.

— Лили, у меня сегодня две тренировки в универе. А что, ты не хочешь, чтобы я уходил? — насмешливо улыбается, забирая с тумбочки телефон и ключи.

— Хочу. Точнее нет. Не знаю, — путаюсь в своих показаниях от неожиданного поворота. — У меня нет даже телефона. Что если я умру и мне некому будет позвонить?

Макс хмыкает.

— На кухонном столе есть телефон. Мой номер на быстром наборе под цифрой «один». Не умирай без меня, скоро буду, — подмигивает мне и уходит.

Таращусь на закрытую дверь, пытаясь осмыслить происходящее, а потом решаю отказаться от этой бесполезной затеи. Сил нет, как хочется принять горизонтальное положение, и сейчас даже неважно — где. Шлёпаю босыми ногами по нагретому плиточному покрытию и только сейчас понимаю, что включён тёплый пол.

Прилежно исполняю все наставления и переодеваюсь в его футболку, оставив пижаму на пуфе перед кроватью. Так странно хозяйничать в квартире Макса без него самого. А главное, мне это настолько нравится, что уже плевать на то, как легко я поддаюсь его влиянию.

ГЛАВА 26 МЫ

Какой противный бесконечный звон. Хочется крикнуть Джилл, чтобы она взяла, наконец, трубку, но вспоминаю, что я всё равно не смогу докричаться дальше, чем на один метр. Голоса-то у меня вроде как нет. Стоп, домашнего телефона у меня тоже нет. Неохотно разлепляю глаза и до меня начинает доходить, что я не в своей комнате. Точно, я же у Макса. За окном очень темно. Получается, я проспала до самого вечера. Он до сих пор не пришёл? Наверное,