Как долго она бежала, Мария не помнила, но, остановившись, поразилась странной для джунглей тишине — не было слышно ни звука. С удвоенной осторожностью Мария двинулась вперед, вглядываясь в очертания притихшего леса и стараясь угадать, что же заставило умолкнуть его обычно шумных обитателей. Она настолько увлеклась, что не заметила полусгнившего ствола под ногами, споткнулась и с шумом полетела вперед, упав на лежащего в засаде корсара. Послышалось приглушенное ругательство, и крепкие руки втащили Марию под сень огромного куста.

— Ради Бога, парень! Потише! Ты хочешь указать этим папским собакам, где мы их поджидаем? — прорычал пират.

Мария с перепугу только затрясла головой, не в состоянии вымолвить ни слова и благодаря судьбу за то, что хоть на этот раз шляпа не слетела с ее головы. Пират молча рассматривал ее своим единственным глазом, на другом красовалась черная повязка; его голова была обмотана большим желто-зеленым платком, из-под которого торчали пряди грязных волос, в ухе висела большая золотая серьга; длинные черные усы завершали этот живописный портрет. Таких длинных усов Мария еще никогда не видела.

— Держись старины Дженкинса, парень, и он постарается уберечь тебя от неприятностей, — сказал одноглазый. — Где твое оружие?

От страха Марий не могла вымолвить ни слова, но Дженкинс истолковал ее молчание по-своему и, выругавшись, достал из-за пояса длинный кинжал и сунул его Марии в руку.

Переведя дух, девушка огляделась вокруг. Сначала она не увидела ничего, кроме кустов и деревьев, но, приглядевшись, вскоре различила среди буйной растительности лежащих в засаде пиратов. Подняв голову, она поразилась тому, сколько людей сидело еще и на деревьях; стволы их аркебуз были направлены в одну точку, но за ветвями кустарника Мария не могла различить куда именно. Она раздвинула ветви и… затаила дыхание.

Под ней расстилалось узкое ущелье крутые склоны которого были покрыты густыми зарослями. Даже ее неопытный взгляд сразу оценил, насколько это место было удобно для засады. На противоположном склоне она уже без удивления обнаружила пиратов Моргана, ожидающих приближения появившейся невдалеке цепочки людей.

Лучи жаркого тропического солнца отражались в стальных шлемах проходящих по дну ущелья испанцев, которые медленно прокладывали себе путь сквозь заросли кустарников. Мария напряженно всматривалась в лица солдат, стараясь разглядеть среди них брата и, не найдя его, беспомощно застонала. Дженкинс метнул на нее злобный взгляд, и Мария пригнула голову, закусив губу от досады, что так глупо привлекла к себе внимание. Она отвернулась в сторону и не видела, как внимательно изучал ее единственный глаз старины Дженкинса. Его подозрения усилились, когда он обратил внимание на ее точеные ноги, красоту которых не могли скрыть даже грубые чулки.

— С какого ты корабля, парень? — подозрительно спросил Дженкинс.

Мария с трудом сглотнула и, надеясь, что ее испанский акцент не очень будет заметен, резко ответила:

— С “Черного ангела”… Корабль Ланкастера…

— А, — тихо произнес Дженкинс. — Странно, что я не узнал тебя, я ведь тоже из этой команды.

— Я новенький, — пробормотала Мария, проклиная судьбу за то, что та привела ее к людям Габриэля.

Она не зря опасалась. Провести Дженкинса ей не удалось. Он с первого взгляда понял что к чему и, внимательно осмотрев ее, отвернулся, стараясь незаметно разглядеть, где притаился капитан. Эта капитанская девчонка — лакомый кусочек! Не найдя Ланкастера и боясь потерять из виду “нового” члена экипажа, Дженкинс приготовился к бою. Кто бы мог подумать, что при таком суровом раскладе — тридцать против одного — он еще должен играть роль ангела-хранителя, оберегая эту глупую девчонку!

Мария в нерешительности наблюдала за происходящим. Внутренний голос твердил ей, что она должна предупредить брата и людей, идущих вместе с ним, о смертельной опасности. Но тогда это будет предательством по отношению к Ланкастеру. Она понимала, что ни разум, ни чувства не хотят подчиняться ей. Одна мысль о том, что придется кого-то предать, парализовала ее. Несколько раз она была готова закричать, но мысль о Габриэле, лежащем где-то рядом в засаде, останавливала ее.

Может быть, Мария, и решилась бы на что-нибудь, но, словно угадав ее мысли, Дженкинс по-своему распорядился сложившейся ситуацией. Вытащив из-за пояса пистолет, он стукнул Марию рукояткой по голове и, когда она упала без чувств, удовлетворенно хмыкнул. Лучше стерпеть гнев капитана за то, что он так обошелся с его девчонкой, чем позволить ей накликать на них беду.

Не успел Дженкинс оттащить Марию подальше от места засады, как раздался ружейный залп — сидевшие на деревьях пираты разрядили свои аркебузы. Послышались крики раненых; испанцы, застигнутые врасплох, в панике заметались, ища укрытия.

Наблюдая за тем, что происходит на дне ущелья, Габриэль внимательно вглядывался в испуганные лица солдат, стараясь разглядеть одного-единственного человека. Уверенность в том, что где-то среди этой хаотичной массы находится Диего Дельгато, только подстегивала его желание поскорее вступить в рукопашный бой. Он очень боялся, что шальная пуля стрелка может лишить его долгожданной возможности рассчитаться со своим злейшим врагом. Его губы скривились в язвительной улыбке — надо же, он молил Бога, чтобы Диего остался невредим… До тех пор пока они не сойдутся один на один…

Наконец момент настал, и пираты во главе со своим капитаном с леденящими душу криками выскочили из засады и яростно набросились на испанцев. Они были безжалостны, сметая все и вся на своем пути, а то, что противник во много раз превосходил их числом, придавало бою особый колорит.

В гуще сражения Габриэль был для испанцев настоящим Черным ангелом. Казалось, он был вездесущ, и везде его сабля сеяла смерть. После каждого удачного выпада, каждого смертельного удара в его голове, как припев какой-то жуткой песни, звучало одно и то же:

"Это за Элизабет! Это за Каролину! Это за неродившегося ребенка! Это за мою несчастную семью!” И припев этот не знал конца, доводя его до исступления. Зеленые глаза горели нездоровым огнем, и на загорелом лице сверкал хищный оскал белых ровных зубов.

Испанцы уже начали беспорядочно отступать, не в силах противостоять натиску пиратов, когда на другой стороне ущелья Габриэль наконец увидел Диего Дельгато, стоявшего с окровавленной саблей над телами поверженных врагов.

— Дельгато! Сукин сын! Иди, я наконец прикончу тебя! — крикнул он, подбегая и останавливаясь на небольшом расстоянии от испанца…

Глаза Диего широко раскрылись от удивления, и Габриэль ощутил наслаждение, увидев искаженное от ярости лицо врага.

— Ланкастер! — выдохнул Диего, и его клинок поднялся навстречу англичанину.

— Так точно! Ланкастер собственной персоной, — усмехнулся Габриэль, ловко парировав удар. — Хотя, скорее всего, я тебе известен под именем Черного ангела.

По тому, как Диего на мгновение замер, Габриэль понял, что это имя ему знакомо.