Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Когда мужчина ухаживает за женщиной, он никогда так не поступит. Так можно поступить с женой, но не с любовницей.
– Да?
– Да.
Самойленко задумался. Потом отхлебнул джин, облизнул толстые губы толстым языком и холодно прищурился:
– Намекаешь на то, что шофер врет?
Каштан покачал светловолосой головой:
– Нет. Он бы не посмел. Просто он увидел красивую высокую брюнетку и решил, что это Оксана. Ошибиться нетрудно. Тем более на расстоянии. Все красивые женщины похожи. Разве не так?
Андрей Кириллович подумал и кивнул:
– Вообще-то ты прав. Я иногда даже не могу вспомнить, с какой спал, а с какой… – Внезапно на лбу Самойленко проступили глубокие морщины. – Подожди… А вдруг он специально это сказал? Он пытался ее завалить, а она ему не дала. И вот теперь он мстит!
– Принцессы не спят с шоферами, – сухо сказал Каштан. – А шоферы с принцессами тем более.
– В кино спят, – возразил Андрей Кириллович.
– В кино да, но не в жизни. Он знает, как вы ее любите. И знает, что можете легко убить любого, кто к ней прикоснется. Подумайте сами: стал бы он рисковать жизнью?
Самойленко снова задумался и снова качнул головою:
– Не стал бы.
– Ну вот, – сказал Каштан и откинулся на спинку стула. – Он просто ошибся. Это случается.
Андрей Кириллович потер пальцами обрюзгшую щеку.
– Вообще, может быть… – сипло произнес он. – Почему бы и нет? Все ошибаются. – Он помолчал, обдумывая все, что сказал ему Каштан, потом посмотрел на него и сказал повеселевшим голосом: – Так ты думаешь, что она мне не изменяет?
Каштан покачал головой и сказал:
– Она не похожа на самоубийцу.
– Ты прав, – кивнул седовласый и приободрился. – Значит, я зря на нее наорал? Черт… – Андрей Кириллович досадливо поморщился. – Надо бы перед ней извиниться.
– Не надо, – сказал Каштан.
– Почему?
– Женщине идет на пользу, когда она чувствует угрозу со стороны мужчины. Это делает ее шелковой. Сегодня ночью она будет ласковей, чем в медовый месяц.
Андрей Кириллович удивленно уставился на Каштана.
– Черт возьми! И откуда ты такой умный!
Каштан пожал плечами, как бы говоря «есть места».
Самойленко помолчал, потом сказал таким тоном, каким строптивый ребенок разговаривает со строгим учителем:
– Но бутылку я все равно допью.
– Ваше право, – спокойно отозвался Каштан. – Но в этом случае вы рискуете рано заснуть и пропустить самое интересное.
Седовласый вздохнул.
– Ты прав. Я не могу этого пропустить. В последнее время она со мной так холодна…
С полминуты Андрей Кириллович угрюмо таращился на бутылку, потом всучил ее Каштану.
– Налей еще полстакана.
– Нет.
Самойленко громыхнул кулаком по журнальному столику и глухо пророкотал:
– Налей!
– Хорошо.
Каштан отвинтил крышечку и плеснул в стакан немного джина.
– Еще! – потребовал Самойленко.
– Этого хватит, – сказал Каштан твердым голосом.
– Что-о? – Глаза Андрея Кирилловича налились кровью и полезли из орбит. – Указывать? Мне? Да я тебя…
Каштан взмахнул рукой, и бутылка с джином, проделав в воздухе сальто, вылетела в открытое окно. Лицо Самойленко вытянулось от изумления. Одутловатые щеки его побагровели. Он сжал кулаки и, буравя Каштана гневным взглядом, стал угрожающе подниматься с кресла. Но вдруг обмяк, усмехнулся и снова плюхнулся в кресло.
– С тобой трудно спорить, – сипло проговорил он. – Ты всегда находишь неопровержимые аргументы.
– За это вы меня и цените, – сказал Каштан.
Самойленко взял стакан с джином и сделал хороший глоток.
– Ты, Каштан, сволочь изрядная. Но я тебя люблю. Не знаю, что я в тебе такого нашел…
– Вероятно, я напоминаю вам сына, – сказал Каштан.
– Вероятно, – хмыкнул Андрей Кириллович. – Эх, Каштан, Каштан… Вот ты думаешь, что ты крутой. А между тем…
– А между тем?
Самойленко усмехнулся.
– Все, что ты делаешь, – это игра в казаки-разбойники. – Он стрельнул на Каштана глазами. – Ты думаешь, что ты играешь в серьезные игры?
– Я работаю, – ответил Каштан. – На вас.
– Да-да… работаешь… Тебе кажется, что ты сильный. А между тем… – Андрей Кириллович отхлебнул джина и поморщился. – Гадость какая… И как я его пью? Так о чем мы говорили?
– О серьезных играх, – ответил Каштан.
– Игры… – пробормотал Самойленко и задумался. Лицо его стало одутловатым, обмякшим, взгляд затуманился. «Пьян, – окончательно убедился Каштан. – Сильно пьян».
– Игры, – повторил прокурор и перевел мутные глаза на Каштана. – Вот я тебе расскажу про одну игру. Представь себе двух человек, которым все вокруг обрыдло… Выпивка, охота, эти бесконечные бабы… Ну все! И вот эти двое решают сыграть в шахматы. Почему в шахматы? Да потому что они с детства играют в шахматы. И неплохо играют. И вот они решают сыграть в шахматы, но шахматы эти непростые. Цена одной съеденной фигуры – одна человеческая жизнь. Одна маленькая человеческая жизнь… – Андрей Кириллович вновь отхлебнул из стакана, покосился на Каштана и спросил: – Как тебе такие условия?
– Условия серьезные, – ответил тот.
– Серьезные? – Самойленко пьяно ухмыльнулся. – А только так и можно играть. Ставка – жизнь. Вот это игра! Не то что твои казаки-разбойники. Шпана, – язвительно добавил Самойленко.
Каштан едва заметно усмехнулся. Впрочем, слушал он внимательно. Андрей Кириллович помолчал, хмуря черные брови, потом вдруг спросил:
– Тебе когда-нибудь приходилось убивать?
– В детстве я убил кошку, – ответил Каштан.
– А как насчет человека?
Каштан медленно покачал головой. Самойленко усмехнулся.
– То-то же. Я…
Однако закончить начатую фразу прокурор не успел. В дверь тихонько стукнули.
– Андрей!
– Чего тебе? – рявкнул Самойленко на жену.
– Ты собирался ехать на встречу. Ты не забыл?
– К черту встречу! – Андрей Кириллович повернулся к Каштану. Посмотрел на него мутным взглядом, потер стаканом широкий лоб. – Что это я несу всякую ерунду? Поговорим о рукописи. Ты достал ее?
Лицо Каштана вдруг побелело, взгляд застыл, стал тяжелым и неприятным, черты лица оцепенели. Самойленко, заметивший метаморфозу, поморщился и едва не отвел взгляд.