Я кивнула. А когда до моего испуганного сознания дошло, что Пёс не мог этого видеть, подтвердила словами.

— Умница. Не сомневался, что ты примешь правильное решение, — выделил он, закончив вызов.

— Ну, так что, Снежина, поговорим? — самодовольно спросила Стася, протягивая мне свой локоть, чтобы я за него взялась. Как раньше, когда мы ходили с ней под ручку, весело болтая о прошедшем дне. — У тебя не так много времени на раздумья. — шепнула мне на ухо, склонившись. — Если ты не успеешь уйти отсюда до того, как появится Рома, он будет мёртв.

Пытаясь сглотнуть вязкий ком, застрявший в горле, дрожащей рукой, уцепилась за локоть Кравцовой. Но стоило нам выйти из толпы и оказаться в каком-то грязном безлюдном переулке, как бывшая подруга неспешно достала из сумочки чёрный баллончик.

— Надеюсь, ты не обидишься, если мы с тобой чуть позже поболтаем?

И резко выставив баллончик перед моим лицом, распылила его.

Последнее, что я увидела, прежде чем меня накрыла чернота, были армейские сапоги, которые своей грязью испачкали белый снег перед моим лицом.

Глава 24

Очнулась я в каком-то тёмном помещении. От холода и противного монотонного звука, который на деле оказался каплями, падающими с потолка, стоило немного сфокусироваться на нём.

Рядом никого не было. Но это и не требовалось, потому что я была связана по рукам и ногам. Рот мне заткнули тряпкой, обвязав вокруг затылка.

Меня бросило в холодный пот от липкого страха, пробежавшего по позвоночнику. Сердце колотилось где-то в районе горла. И я мысленно проклинала всех и всё.

А в особенности то, что связалась с Грозовским. И не просто связалась, а позволила себе влюбиться в кого-то с тёмным прошлым.

Глаза, привыкшие к темноте, царившей вокруг, разглядели неясные силуэты мебели. И даже окно, которое я не сразу заметила, потому что по ту сторону царила безлунная ночь.

Судя по всему, это заброшенный дом. Явно где-то на отшибе, потому что если с потолка капает вода, значит, это точно не квартира. А воющая метель за окном, намекала на то, что мои догадки верны.

Руки и ноги онемели, покрывшись болезненными иголками от того, что кровь давно не поступала в конечности. Хотелось заплакать в голос, но дрожащее от холода и страха тело только сотрясалось в беззвучных рыданиях.

Я не знаю, сколько просидела вот так, но тягучие секунды, минуты или часы казались вечностью. Кажется, я даже провалилась в дрёму, когда услышала шаги — громкий хруст снега. А затем открылась дверь, и мне в лицо ударил неяркий луч света. Но я всё равно зажмурилась, пытаясь сглотнуть вязкую слюну.

Я не видела вошедшего. Но судя по звукам шагов, он был не один.

— Очнулась, детка? — меня грубо схватили за челюсть и направили старинный масляный фонарь в лицо.

И только теперь я в красках смогла рассмотреть похитившего меня Пса.

Нет, он не выглядел, как в фильмах ужасов: желтые зубы с гнилым запахом изо рта и вид, напоминающий то, что человек бомжует. Напротив, Пёс выглядел так, словно только что вышел из барбершопа, от него пахло удушливым парфюмом, от которого тут же начало мутить. Его бородатое лицо пересекал уродливый шрам, акцентирующий на себе всё внимание.

Не дождавшись ответа, потому что я и не смогла бы ответить при всём желании, он грубо отбросил моё лицо в сторону.

— Люблю, когда женщины молчат. Вы такие уродливые, когда много болтаете. — кривая ухмылка исказила и без того обезображенные черты лица.

Скинув с себя пуховик, Пёс сел на кресло, стоявшее напротив стула, к которому я была привязана, поставив куда-то фонарь. Тот тускло осветил помещение. И теперь я смогла увидеть ту, что пришла с Псом вместе.

Стася.

Она стояла надо мной, уперев руки в бока, и с затаенным злорадством смотрела на меня. Её усмешка ничем не отличалась от той, которой меня одарил Пёс.

Ужаснувшись глобальным переменам в личности Кравцовой, осуждающе покачала головой, не сдержав эмоций.

— Что? Даже сейчас жалеешь меня? — заметив жест, сделанный мной, Настю накрыла ярость. — Дрянь! Надменная дрянь!

Она сжала руки в кулаки, её лицо перекосило от злости. А затем она со всего размаху залепила мне оплеуху.

— Успокойся, зайка. — несмотря на слова, тон Пса был жёстким. — Я хочу, чтобы Дракон видел это. Каждое мгновение боли на этом прелестном личике. Поэтому имей терпение. И держи себя в руках. Дашь волю эмоциям чуть позже. Нужно уметь ждать.

У меня во рту появился привкус железа.

Кровь. Она разбила мне губу… Господи… Да им обоим нужно к психиатру и срочно!

Ужас, затмевающий разум, немного отпустил после того, что сказал Пёс. По крайней мере, со мной ничего не будут делать до прихода Ромы… Это хоть немного, но успокаивало. Давало шанс на то, что в голове появятся ясные мысли. А с ним и план побега.

Ждать, пока Грозовский меня найдёт, я не собиралась. Неизвестно, что этим двум сумасшедшим придёт в голову. А если они потеряют терпение — не хочу даже знать, что меня ждёт.

— Ты знаешь, почему ты здесь? — небрежно бросил мне Пёс.

Я отрицательно покачала головой. А сама аккуратно осматривалась вокруг в поисках чего-нибудь полезного, чтобы потом, когда они уйдут, забрав фонарь, добраться до предмета в темноте.

— Знает она! Эта тварь притворяется, чтобы запудрить нам мозги! — шипела Кравцова.

Словами не передать, какое отвращение я испытала, глядя на бывшую подругу. И ведь кто бы сказал, что у неё с головой не в порядке, не поверила бы раньше…

— Настенька, — бородач похлопал по своей коленке, и та послушно присела на неё, не проронив ни звука. — Откуда в тебе столько злости? — будто насмехался Пёс. — Это ведь твоя подруга.

— Никогда не считала её подругой. Она всегда презирала меня, думала, что я никчемная. Везде первая, лучше во всем. Она увела у меня Грозовского! Того, за которого я готова была…

— Осторожнее, зайка, я ведь могу и обидеться, — холодный взгляд убийцы впился в Стасю.

Та мгновенно притихла и повинно опустила глаза в пол, за что Пёс тут же наградил её поистине кобелиным поцелуем. Слюнявым, скользким и противным.

— Прощаю. Если бы не знал, что ты теперь готова на всё только ради меня, убил бы.

Это было едва заметно, но Кравцова вздрогнула. Бородатый не обратил на это внимание, потому что его взгляд снова сфокусировался на мне. При этом он продолжал гладить бывшую подругу по коленке.

— Знаешь, или не знаешь, я